уложить себя и, уже приобретя сегодня некоторый опыт, помогает мне проникнуть в своё лоно, давно к тому уже готовое».
— Но не моё! — резко отстраняет руку рассказчика Лена. — Пожалуйста, без рук, как уже сказала Нинка...
— Неужто больно? — удивлённо спрашивает Женя.
— Нет, но всё же... Чего остановился? Рассказывай! Что было дальше у тебя с Шурой?
Что дальше? Наши движения всё убыстряются. И вот уже она охает и ахает, стонет и чуть ли не кричит, истекая сладостной истомой. Почувствовав, что вот-вот кончу, я стремительно прерываю акт и, сотрясаемый судорогами, застываю на ней, прижав свой истекающий член к её животу. Вспомнив недавние наставления, она просовывает туда ладонь и пытается облегчить мне мою муку, являющуюся следствием моего самопожертвования.
— Спасибо! — благодарю я, нежно целуя её, и опрокидываюсь рядом с нею на спину.
Склонившись надо мною, она возвращает мне поцелуй, продолжая легонько поигрывать пальцами над моим стремительно скукоживающимся членом.
— Ой, какой же он теперь маленький и мягонький!
— А слабо тебе поцеловать его?
— Зачем? Тебе очень хочется?
— Да, чтобы он быстрее перестал быть маленьким и мягоньким.
— А к чему нам торопиться? Я довольна тем, что уже было и не прочь отдохнуть.
— Ты-то, может быть, и не прочь. А Аня? О ней надо подумать?
— О Ане? Действительно. Она, ведь, там, бедная, совсем измаялась.
С этими словами Шура склоняется над моим пахом и приближает своё лицо к моему поникшему мужскому достоинству. Неожиданно мои бёдра начинают трепыхать, а сам я — издавать какие-то невнят-ные звуки.
— Ты чего, — поднимает она голову, чтобы взглянуть на меня. — Расхотелось что ль?
— Нет, нет! Бога ради! Просто щекотно стало от соприкосновения твоих волос.
Шура осторожно прикасается губами к кончику пениса, раз другой выстреливает по нему язычком и, почувствовав, как он задёргался, продолжая держать его в ладонях, покрывает поцелуями сверху донизу и уже почти совсем твёрдым берёт в рот, охватывает зубами. Я вдруг вскрикиваю и резко подаюсь назад.
— Что, больно? — встревожено спрашивает она.
Ответить я не успеваю, так как в комнату возвращается Аня.
— Ну что? — спрашивает она. — Не пора ли вставать и приниматься за завтрак?
— Нет, совсем не пора, — возражает ей Шура, и в её обычно мягком голосе слышатся необычные для неё твёрдые нотки. — Приляг и по-зволь Жене снова раздеть тебя. Не возражай, иначе мы это сделаем вдвоём с ним.
Поражённая Аня позволяет мне снять с себя рубашку, расстегнуть и бросить на пол лифчик и стащить трусики...
— И что дальше? — спрашивает она, всё ещё не придя в себя от неожиданности, ложась на кровать и закидывая одну руку за голову, а другой инстинктивно прикрывая низ своего живота.
— А дальше лежи и не трепыхайся... Покажи ей, Женя, где раки зи-муют...
Я моментально опрокидываюсь на неё и начинаю покрывать поцелуями. Аня пытается от них уклониться, извивается, делает усилия, чтобы сбросить мои руки со своих грудей, выскользнуть из-под прижавшейся к низу её живота набухшей мужской плоти. Но все эти движения оказываются бесполезными и, мало того, сильно раздражают её чувственность. Она понемногу стихает и, наконец, позволяет делать с собой почти всё, что мне заблагорассудится. Но, уклоняясь всё ещё от моих поцелуев, поворачивает голову к Шуре и спрашивает её:
— Ну что ему от меня надо?
— А ты не знаешь? — весело отвечает та. — Что нужно мужику от бабы?
— Да какой он мужик? Так... практикант... мальчишка...
— Вот именно, мальчишка, практикант, желающий как можно больше узнать на практике, что — по чём, — подхватываю я брошенную мне перчатку. — Поэтому и прошу просветить кое в чём. Ну, например, как называется поцелуй, в котором ты мне упорно отказываешь? Это когда мой язык проникает в твои уста, разжимая не только губы, но и зубы, и его там ласково встречает твой язык?
— Да поди ты...
По прежнему крепко сжимая её груди, я размыкаю своим языком её уста. Головой она уже больше не крутит, но зубы её остаются крепко сжатыми. Тогда я покрываю поцелуями другие части её лица, мочки ушей, шею, привстав на коленях, беру в рот то одну, то другую грудь. Одна моя рука помогает мне в этом, а другая скользит вниз, достигает промежности. Сам я при этом сваливаюсь с неё на бок, прижимаясь своим членом к правому её бедру. Аня пытается сжать их, но это её движение только усиливает давление проникших между ними пальцев на её набухшие гениталии.
— А как именуются вещички, что я сейчас трогаю?
— Не скажу!
Между тем бёдра её сами собой расходятся, пропуская мои пальцы в чрево.
— И правильно делаешь, что не хочешь произносить ругательные слова, хотя можно было просто сказать: «Пипка». А что я сейчас раздвигаю?
— Её самую, наверно, — пробует догадаться Аня.
— Срамные губы, большие, а за ними малые. И куда в результате проникаю?... Ох, как тут тепло и мокро!... Вульва это, преддверие влагалища... А далее мой большой палец движется кверху и натыкается на нечто, напоминающее сосочек размером, насколько можно судить, с ноготок... О, боже, он твердеет и увеличивается...
— Щекотно!... — не выдерживает Аня.
— Вот именно, он и называется, щекотник, или похотник, а по-латыни клитор.
Аня, зажмурив глаза и произнося какие-то мычащие звуки, начинает энергично двигать тазом. А Шура, хихикнув, говорит ей:
— Помнишь, как ты рассказывала мне, что Слава после первой ночи говорил тебе: «Всё-таки поймал я тебя на клитор!»
— Поймал, поймал, — соглашается та, начиная барабанить кулаками по моим плечам. — И этот теперь поймал...
Я торжествую:
— Да, это самое слабое место у женщины, ибо благодаря ему она получает добрую половину удовольствия... Ишь как вздувается... Ну а что же в нижней части? Вот мой мизинец проникает в нечто похожее на ножны для клинка. Так как же называется то место, куда влагается мужской член? Я уже называл его — влагалище или вагина. От трения с ним его мышечные стенки растягиваются и вот уже могут принять указательный палец, а вслед за ним и нечто более существенное...
Чресла Ани давно уже раскачиваются в такт с поршневым движе-нием моих пальцев, а правая рука судорожно ищет и находит моё мужское достоинство.
— Я правильно понял ваше последнее движение, мадам? Можно? — спрашиваю я и становлюсь на колени между её бёдрами. — Не дождёшься! — неожиданно взбрыкивается Аня, пытаясь вы-скользнуть из-под меня.
— Шура, держи! — только и успеваю я вскрикнуть, наваливаясь на неё всем телом и охватив руками её ноги.
Шура, словно давно ждала этого призыва, тут же наваливается на грудь подруги, разводит в стороны её руки и говорит, целуя:
— Ну что ты, Анечка? Бог с тобой! Не выступай!
— А почему не ты, почему я? — спрашивает та, не оставляя попыток вырваться из их рук.
— Да потому что я уже была на твоём месте, причём два раза. И не жалею об этом. А теперь твоя очередь...
Я же между тем, просунув локти под колена Ани и подняв их к себе на плечи, приникаю своим ртом к её чреву, и мой язык начинает тот же путь, что только что был проделан пальцами, особо задерживаясь при этом на клиторе. Бёдра её снова оживлённо задвигались, ритмично раздвигаясь и сжимаясь около моих ушей, а руки судорожно сомкнулись у меня на затылке, так сильно прижав моё лицо к своему лону, что мне трудно стало дышать. Поэтому я вынужден был прервать свои лобзания.
Я опускаю на простынь её ноги и поясницу, и говорю:
— Вот теперь, вижу, всё готово для главного... Итак, грудь к груди, уста к устам, мы занимаем исходное положение... Вот так... Ох, как сладок этот язычок!... А кстати, как называется то, что я только что проделал своим языком с твоим лоном?
— О господи! — не выдерживает Аня. — Я сейчас его убью... Дай мне, Шура, что-нибудь такое, чтобы можно было проткнуть его и покончить с этим мучением!..
— Ну зачем же так? — успокаиваю её я. — Уж если и протыкать кого, так тебя... Вот сейчас мы этим и займёмся... Раз, два, три... А ты, Шура, смотри!... Ну как?...
Аня молчит. Уста её слиты с моими, руки сплетены вокруг моей шеи. Ноги её я закинул себе за спину. Движение наших чресл сопро-вождается довольно звучным хлюпаньем...
— Вот, изверг, довёл до какого состояния! — смущённо сетует она и со стоном впивается зубами в моё плечо.
Молчит и Шура. Повернувшись на левый бок, она следит за на-шими движениями и, наверно, вспомнив наглядные уроки, протяги-вает правую руку к вздёрнутым ягодицам подруги, начиная их нежно массировать. Ритмичные движения Аниных бёдер, поначалу соответствующие моим толчкам, постепенно убыстряются и становятся стремительными. Она начинает охать и ахать. Мгновение спустя моё тело вдруг цепенеет, а затем резко подаётся назад. И Шура тут же, наверное, ощущает, как на тыльную сторону её ладони, только что ласкавшей ягодицы подруги, начинает что-то брызгать. Опять-таки, всё ещё держа в памяти недавние наставления, она переворачивает ладонь и, подставляя её под струю, намеривается сжать пульсирующий фаллос. Но её опережает другая рука: Аня, несмотря на экстаз, в котором она пребывала, также не запамятовала о столь необычной просьбе.
— Спасибо, милые мои, — благодарю я их, нежно целуя Аню.
— Спасибо и тебе, — отвечает та, также нежно и долго целуя меня.
— За что, простите? Чем я обязан вашей благодарности? Только ли моей осторожностью или чем-то иным? Аня кладёт палец мне на уста и весело говорит:
— Помолчи, практикант!
— Итальянец! — со смехом дополняет Шура.
— Вот-вот, итальянец! — подхватывает Аня.
— Это как изволите понимать?
— Как хочешь, так и понимай, — как бы подразнивая отвечает Аня. — Пора, впрочем, уже и честь знать... Надо вставать и завтракать... Поди проголодался? Тогда выпусти меня... Совсем уж придавил...
Я скатываюсь с неё на своё изначальное место и, повернувшись на спину и не стыдясь явленной женским взорам своей немочи, заявляю:
— Да, естественно, жрать хочется. Но не менее, а более мне хочется слышать из ваших уст искренне признание в чувствах, которые вы испытываете ко мне. Остались ли они такими же холодно нейтральными, какими были ещё вчера, или стали иными?
—

Жизнь в свое удовольствие.

Женское доминирование — От судьбы не убежишь. часть 28

Как меня отодрали в попку