ЕСЛИ ВАМ ЕЩЕ НЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 18 ЛЕТ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ЭТОТ САЙТ!!!
Эротические рассказы
Желаешь, чтобы Саша быстрее кончила? Тогда повернись на правый бок, правую руку положи ей на грудь, а левой поиграй с её попой... Так... И считай мои толчки и её встречные движения...
— Зачем?
— Досчитаешь до ста, и настанет время вам поменяться местами.
— Поняла... раз, два, три, четыре, пять...
— Вышел зайчик погулять... — я прерываю её счёт и останавливаю свои движения. — Ты знаешь, Аня, что такое зайчик? Преждевременная эякуляция... Это когда мужчина кончает раньше чем женщина, оставляя тем самым её неудовлетворённой. Ты же не хочешь этого? Так что не гони лошадей, а считай по мере наших с Шурою покачиваний...
Но тут вдруг раздаётся стук в дверь...
Мы все замираем... Стук возобновляется... Некоторое время спустя послышались голоса у окна и лёгкое постукивание пальцами по стеклу.
— Аня! Саша! Вы спите? Пустите нас...
— Что будем делать, пустим? — спрашивает Аня.
— Ты что, в своём уме? — в свою очередь обращается к ней Шура.
— Ладно, успокойся и не шуми, — отвечает та.
Наше трио замирает в тревожном ожидании. Голоса за окном то удаляются, то приближаются вновь.
— Да куда они могли деваться? Дрыхнут, наверно, постучим ещё.
— Это Славка! — в тихом голосе Ани можно было уловить нотки торжества.
Постукивание в оконное стекло возобновляется..
— Аня, пусти согреться... Слышь, чем стучу?
Аня прыснула:
— Видел бы ты, дорогой, за что я держусь!... Ба, да воробышек совсем выпал из гнёздышка, скукожился. От страха, что ли? Вот весело! Может быть, на помощь всё же позвать?
Она вдруг соскальзывает с постели, просовывает голову и руки в рубашку, после чего, обойдя кровать, направляется к окну, приоткрывает занавески и говорит визитёрам: — Чего расшумелись?... Всю ночь вас прождали и только что спать легли. Дайте, изверги, отдохнуть. И соседей не будите. Уходите!
И, снова задёрнув занавески, торжественно поворачивается к нам:
— Ну, как я их отшила?
Я тоже вскакиваю на пол, делаю шаг к ней, беру её за оголённые плечи, тычусь лицом в грудь и говорю:
— Ну вы, мадам, даёте... У меня чуть было всё не отвалилось, так я испугался вашего прыжка к окну.
— У тебя, милый мой, как я имела возможность убедиться, всё отвалилось ещё до этого. Так что не надо на меня валить.
Она освобождается от моих объятий, поправляет на себе рубашку и идёт к своему месту на постели.
— Ты лучше скажи нам, что мы теперь будем делать? Они наверняка теперь не уйдут, сядут на крыльце и будут ждать.
— Пусть ждут. А мы продолжим своё дело.
— Продолжим? В таком состоянии как ты? Не смеши!
— Меня тоже всю трясёт, — признаётся Шура.
— Ну что ж, — говорю я, также возвращаясь на кровать и усаживаясь в ногах у дам в той же позе, что и несколько минут назад. — Предлагаю вам, неверующие христианки, укрепиться духом и последовать примеру тех, о ком в «Откровении» святого Иоанна Богослова сказано, что «внутри они исполнены очей; и ни днём, ни ночью не имеют покоя, взывая: «Свят, свят, свят господь бог вседержитель, который был, есть и грядёт». Поняли? Был, есть и грядёт!
— Мудрёно судачишь, пострелёнок... — останавливает поток моего красноречия Аня и не без злорадства продолжает: — Что был, виде-ла... Что есть, не угляжу... Что грядёт, не уверена...
— Лучше закончи свой рассказ, — просит Шура.
— Ах, да... Так на чём вы меня прервали?
— Я спросила тебя, не еврей ли ты, — напоминает Аня.
— Ну и что? Ах, да, вспомнил. Я подумал, что они принимают меня за еврея. И дабы доказать им, что это не так, говорю, что моя мать крестьянка Тульской губернии, имея в виду опять-таки, что крестьянине не могли быть у нас евреями. И что же я слышу в ответ? ″ Эх, молодой человек, плохо вас подготовили к командировке в СССР. У нас давно уже, лет тридцать, как не губернское, а областное деление! ″ Я чуть было не задохнулся от негодования: ″ А мать моя родилась полвека назад, когда было ещё губернское деление! ″. И тут только мне в голову приходит, что вовсе не за еврея они меня принимают, а за иностранца, может быть, даже за шпиона. Что же делать? Мне бы следовало на том этот разговор глухих закончить и вернуться к своему столу, тем более что официантка уже принесла туда жаркое. Но мозги мои так затуманились, что я не нашёл ничего более умного, как вытащить из кармана своё удостоверение и показать им, мало того, позволить взять его у меня из рук и рассмотреть. И что же? Я полагал, что они, убедившись, что я советский гражданин, в лучшем случае отстанут от меня, а в худшем выместят своё разочарование на моей фи-зиономии. А они, передавая удостоверение из рук в руки, только удивлённо махали головами и говорили: ″ Ну надо же! Как настоящее! ″ Я пытался вернуть свои корочки. Но у меня это не получалось. Наконец, одна из дам, жгучая брюнетка лет сорока, а может и больше, вернула мне его, прошептав на ухо: ″ Прошу вас, спуститесь на минутку вниз″. И, встав из-за стола, направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Я возвращаюсь к своему столу и принимаюсь за еду. Мясо оказалось столь хорошо приготовленным, что я его слопал за пару минут, после чего, не видя, чтобы пригласившая меня вниз дама вернулась, решил пойти вслед за ней, выяснить, чего ей надо. Когда я спустился в холл первого этажа, то увидел её, выходящую из женского туалета. Она молча поманила меня к себе и, когда я подошёл, взяла за руку и завела обратно в эту самую туалетную комнату. Закрыв дверь на задвижку, дама поворачивается ко мне, обнимает, целует, говорит какие-то ласкательно-уменьшительные словечки, неожиданно расстёгивает ширинку моих брюк и, с некоторым усилием вынув оттуда мои причиндалы, присаживается на корточки, целует головку, потом начинает лизать её и, наконец, заглатывает...
— Вот блядь старая! — не удерживается от комментария Аня, в то же время послушно отдавая свою руку в моё распоряжение и наглядно убеждаясь в том, как под её пальцами восстаёт моя плоть.
— Ты вот её ругаешь, а я, несмотря на то, что она действительно показалась мне староватой и страшноватой, испытал такое острое наслаждение, когда, взяв её за уши, стал энергично помогать ей, что очень скоро почувствовал наступление экстаза и кончил ей прямо в глотку...
— И что потом? — проявляет любопытство Шура, причём не только словесно...
Обнаружив, что рука Ани её уже опередила, она довольствуется лёгким потряхиванием мошонки.
— Что потом? Она не сразу меня освободила, некоторое время продолжая делать глотательные движения. Потом тщательно вылизала и, подняв к верху лицо, спросила: ″ Ну как, молодой человек, вы довольны? ″. Я искренне кивнул головой и сказал: ″ Спасибо″. ″ Тогда, — продолжала она поднимаясь с корточек, — может быть, вы не побрезгуете в знак благодарности поцеловать меня? ″ И я, признаюсь, это сделал. Именно в знак благодарности.
— Поцеловал эту сучку в поганую пасть?
Возмущённая Аня садится, наклонившись ко мне, чтобы лучше видеть выражение моего лица, но инструмент мой тем не менее из ладони не выпускает, только крепко, до боли сжав его.
— А что ты при этом почувствовал, когда целовал её? — продолжает любопытствовать Шура.
— Какой-то горько-солоноватый привкус.
— Противно было?
— Не сказал бы, просто непривычно.
— А что было дальше?
— Подойдя к зеркалу, она стала доставать из сумочки пудру и губ-ную помаду, а мне говорит: ″ Спасибо и вам″. И после некоторого колебания продолжает: ″ Если вы, молодой человек, согласны, что у нас довольно неплохо получилось, может продолжим?... Я готова подождать вас в условленном месте около ресторана″ Предложение было неожиданным... ″ Вы одна в этой компании? ″ — спрашиваю я. Она отвечает: ″ Нет, с мужем. Но наверх я к нему подниматься не стану... ″ Озадаченный складывающейся ситуацией, я продолжаю интересоваться: ″ И куда мы пойдём? ″ Она смеётся: ″ Да никуда, где-нибудь пристроимся, найдём укромное местечко! Хорошо? ″ И тогда мне пришлось раскрыть свои карты, поведав ей о своей договорённости с официанткой... На этом мы и расстались.
— И после этого ты посмел явиться к нам и лезть с поцелуями и грязными домогательствами? — продолжает негодовать Аня. — Какая же ты паскуда! И нас чёрти чем заставляешь заниматься!
Обеими руками (в том числе той, что только что была занята поощрением моей похоти) она вцепляется мне в плечи, трясёт их.
— Да ты что, дурочка, взъелась на меня? Что случилось особенного? Минет, — так называется эта французская любовь брать пенис за щеку и сосать, — известен с древности; детальное его описание содержится в «Кама-сутре»
— Да пошёл ты со своей «Кама-сутрой»!
Аня встаёт с кровати, подбирает трусики и лифчик и отправляется на кухню.
— А что такое, эта «Кама-сутра»? — воспользовавшись моментом и завладев своей ладонью уже всеми моими причиндалами, спрашивает Шура.
— Это священная книга индийцев, составленная полтора тысячелетия до нас. В ней содержатся наставления о половом акте, о молодых женщинах, об отношениях супругов, о чужой жене, о жрицах любви, о том, как добиться физической красоты. — И ты всё это читал?
— Не всё. Ведь надо было переводить с английского и то и дело залезать в словарь.
— Какой ты, однако, учёный у нас!
Шура приподнимается, усаживается на постели рядом со мной, и, продолжая поглаживать мой пенис одной рукой, другой обнимает за плечи и прижимается устами к моим устам. Мои руки тоже не бездействуют: одна сжимает по очереди груди, другая направляется вниз живота, теребит волосики лобка, проникает в промежье...
Из кухни доносятся звуки льющейся воды, передвигаемой посуды и ведра, довольно громкое шлёпание ног и невнятное ворчание. И тут же раздаётся стук в дверь, сопровождаемый просьбами открыть и впустить озябших мужиков.
— Прям сейчас! Разбежалась! — сердито отвечает им Аня. — Сказано ведь: идите домой и там досыпайте. Здесь же вас раньше вечера не ждут. Поняли? Ну так гуляйте отсюда!
— Молодец, Анька! — говорит Шура, продолжая ластиться ко мне.
Легонько, но настойчиво подталкиваемая мою, она даёт