с оттенком манго. Я прошептал: «Мне этого мало, я хочу ещё целовать твои руки».
Тогда она погрузила в свою раскалённую щёлочку средний и безымянный пальчики. «Интересно, кто из нас сейчас ближе к оргазму?» — подумал я, вылизывая уже три влажных пальчика, слыша Анины стоны, чувствуя её дрожь в теле и ощущая собственный член, готовый извергнуть семя при первом же прикосновении к себе. «Возьми пальцами мой язык», — сказал я вслух, открыл рот и начал дразнить Аню языком. Она взяла его пальчиками, немного протянула на себя и начала трогать его и гладить. Я погрузил указательный и средний пальцы в её щёлку, потом проскользнул обеими руками от её бедер по всему торсу наверх и дотронулся до её подбородка.
Она сразу же приоткрыла ротик. Улыбнувшись, она вылизала свою влагу с моих рук, и вот мы уже одновременно трогаем и ласкаем пальцами языки друг друга. В этот момент я почувствовал, что горячий и вязкий сок источается из её влагалища и растекается по моей груди Левой рукой я стал гладить её лицо, шею, плечи. Когда же я сжал её груди, Аня ахнула, взялась обеими руками за изголовье кровати, привстала, придвинулась к моему лицу, и вот уже в следующее мгновение мои губы прильнули к её щели, изливающей сок возбуждения на моё лицо. «Пей меня, сильнее!», — Аня двигалась быстро, движения её широких бёдер были сильными и ритмичными. Уже всё моё лицо было мокрым от её смазки, и я вдруг понял: она меня трахает.
Она получает удовольствие, она отдаётся своей страсти, она делает, что ей хочется. Если бы мне было больно или я попытался остановить её, она бы этого даже не заметила. Точно так же, как я за минуту до оргазма пронзаю её узенькое влагалище своим членом предельно глубоко с огромной силой и скоростью, не обращая внимания, что ей уже больно, что она кричит и пытается от меня вырваться. Я её просто грубо трахаю. А теперь она трахает меня. Я постарался проникнуть моим языком как можно глубже в неё и начал сосать её губки, а руки снова протянул к её грудям и начал медленно их сжимать. Когда скорость Аниных движений стала предельной, я положил левую руку ей на живот, правую напротив левой на спинку и сильно сжал её тело. Последовал глубокий шумный вдох, а за ним глубокий стон, и я почувствовал, как сокращаются мышцы её влагалища вокруг моего языка.
Ещё дважды громкий стон, ещё дважды её влагалище стискивало мой язык, ещё дважды её тело пронзала молния сексуальной разрядки. Последний стон был уже скорее криком; подушка под моей головой промокла от влагалищного сока, капающего с моих щёк и шеи, а Аня стиснула мою голову обеими руками и трахала себя моим ртом. На третьем разе Аня замерла на минуту, сжав зубы и шумно дыша, а потом медленно развернулась на мне, поменяв ножки местами, и, несколько утомлённая этим необычным для себя марафоном, плавно опустилась отдохнуть прямо на моё тело, положив головку мне на пах и обняв меня руками за колени.
Её же раскалённая щель так и осталась прильнувшей к моим губам. Я обнял любимую за спинку и попу, и продолжал пить её сок, очень медленно водя языком по краям её широко раскрытой щели и розовым, сильно увеличившимся губкам, между которыми по-прежнему медленно струился сладкий, густой, прозрачный нектар влагалища любимой женщины.
* * *
Её живот. Он не атлетический, он не втянутый. Он такой, мягкий. Когда я провожу по нему рукой, он излучает тепло, радость жизни. Он немного округлый, я бы даже сказал полный, хотя в наше время это слово чаще обозначает излишество, которого я не имею в виду. Он податливый и одновременно очень сильный. И речь даже не о накачанном прессе, хотя он действительно великолепно развит, нет. От её дивного живота исходит какая-то первородная сила, сила женской страсти, сила будущей плодовитой самки. Когда я кладу ей на живот свою голову, я слушаю его, его тепло успокаивает и убаюкивает меня. Когда я трогаю его, мне кажется, что от этого занятия невозможно оторваться. Когда мы занимаемся сексом и я сзади, я кладу ладонь на её живот и представляю, как внутри любимой, вот здесь, под моей рукой, двигается огромный твёрдый член; я представляю, как будто его головка при каждой фрикции упирается в этот мягкий живот изнутри.
Когда перед близостью я раздеваю любимую, я обязательно глажу рукой и целую её живот, хотя бы несколько раз, и это меня невероятно возбуждает и распаляет. Когда Аня одета, а мне хочется её приласкать или просто прикоснуться к ней, я всегда глажу именно живот, а иногда даже, если есть такая возможность, приподнимаю край футболки спереди и касаюсь ладонями живота.
Если бы меня спросили, какая из женских вкусностей и сладостей меня прельщает в Ане в первую очередь, я бы, не задумываясь, пропустил сливочную грудь, шоколадные плечи, зефирные бёдра, кремовую попу, марципановые руки и ножки, даже десерт сочащегося сахарного лона, солнечно-ароматный сок которого я по-настоящему хотел бы сцедить в вазочку и выпить. Я бы назвал её суфле-подобный, сладчайший и нежнейший живот. Живот любимой женщины — это моё настоящее сумасшествие.
IV.
«Ну что, заюшка, попробуем связать тебя?» — и Аня едва уловимо кивнула головкой. Я аккуратно перевернул её на живот, свёл её руки за спиной и начал обматывать запястья, петля за петлёй. Аня вздрогнула всем телом и часто задышала, когда почувствовала прикосновение шуршащей верёвки. «Согни ножки в коленях», — я обмотал щиколотки и подтянул их к уже связанным рукам. «Что же ты будешь со мной делать, когда у меня руки привязаны к ногам? — засмеялась Аня, — теперь же туда не подберёшься!» Я крепко привязал кисти её рук к щиколоткам. «А мне сейчас туда не нужно подбираться, девочка моя.
Я хочу чувствовать твой ротик, и ты на этот раз не отобьёшься». «Но ведь…», — но пока зая удивлённо оборачивалась ко мне, я уже перепрыгнул через неё, встал рядом с высокой кроватью и подтянул её за плечи к краю. Не дав договорить, я приник губами к её устам, и мы слились в горячем поцелуе. Я стал гладить руками её волосы, шею, плечи, ласкать личико. Аня страстно открывала ротик, целуя меня всё яростнее. Я же гладил её щеки, и вдруг неожиданно раскрыл её рот широко пальцами, привстал и уже через секунду вместо моего языка её язык ощутил головку моего члена, огромного и раскалённого. Ещё когда я только начал связывать Аню, он был готов пронзить её насквозь, сейчас же он был предельно напряжён.
Аня стонала, вырывалась, пыталась освободиться, но веревка была крепкая, а я держал её одной рукой за шею, а другой за волосы и продолжал трахать в рот, как уже мне этого хотелось. Каждое моё движение было всё глубже, и вот уже слёзы капают с её ресниц. Бóльшая часть члена исчезла в её ротике, уйдя почти в горло. И вот я почувствовал быстрые, столь мною любимые сокращения мышц у основания члена, моё тело стало дрожать, поток спермы забурлил во мне и начал стремительно вырываться наружу. Я сразу же вернул головку члена Ане на язык и, что было сил, обхватил её голову.
Через секунду она взвизгнула и рванулась назад от меня. Но верёвка делала своё дело, и я смог удержать Аню в том же положении, во рту с моим членом, извергающим на её язык разъярённый поток горячей, горькой спермы. Ещё с минуту она рычала и фыркала, а мой член мелкими движениям довершал лишение девственности её ротика, пока вся моя сперма не оказалась на её языке и не начала белыми ручейками переливаться с губ. Тогда я сел рядом, взял рукой Аню за подбородок и сразу же прильнул губами к её разгорячённому рту. Мой язык сразу проник внутрь, и я почувствовал характерный горько-солёный вкус спермы. Аня уже не сопротивлялась, и мы ещё несколько минут целовались, а сперма перетекала изо рта в рот, и мы оба медленно глотали её…
Я сидел рядом, гладя её пушистые волосы, спинку, всё ещё связанные руки и ноги. Аня устало выдохнула и через силу улыбнулась. Она как-то особенно по-звериному облизнула губы, последняя маленькая белая капля скатилась на её подбородок. Я потянулся к узлам веревки. «Развяжи только ноги, а то затекли, — сказала она, — передохни и трахни меня, как тебе хочется, только сильно». «Может всё развязать, передохнёшь тоже?» — спросил я. «Нет, я тебе после такого надругательства второй раз сегодня не дамся, так что если хочешь, чтобы я не капризничала, не развязывай до конца. Сядь мне на попу и погладь спинку. Когда вернёшься».
Я ещё раз вылизал Анины губы, потом промокнул их платочком, который был припрятан под подушкой, и мигом сбегал в ванную смыть с себя остатки спермы.
* * *
Её бёдра. Настоящие, истинно женские, очень широкие бёдра завершают это соблазнительную картину фигуры моей любимой. Они полные, сильные. Её же ягодицы не уступают в им в красоте и притягательности. Если смотреть на Аню сзади, даже когда она в одежде, первое, что бросается в глаза — это широкие бёдра и шикарная попа. Думаю, любому мужчине хотелось бы отшлёпать такую, а уж тем более ласкать и тискать эту попу.
Вообще, я бы без зазрения совести назвал Анину фигуру пышной и даже полной. Ане удаётся совмещать в своей фигурке самые разные, и подчас противоположные качества. Она и миниатюрная, благодаря маленькому росту, полная и пышная, благодаря своей комплекции и роскошным бёдрам, но она же при этом и стройная, потому что её пропорции идеально гармоничны, все линии выверены от природы и вместе создают образ очаровательной, нежной, безумно красивой и соблазнительной женщины-львицы.
V.
Аня лежала на спине, свободно, вальяжно, несмотря на то, что руки её были вытянуты вверх, за голову, и верёвка по-прежнему стягивала её запястья. Я лежал рядом, положив одну руку под её спинку, а другой гладил её щеки, носик, лоб, брови, теребил волосы. «Не хочу, — вдруг фыркнула Аня и отвернулась от меня, — развяжи меня и я пойду отсюда. Гулять пойду». Последние слова были сказано таким капризным тоном, что сомнений в Аниных истинных намерениях не возникало. Я пропустил конец верёвки сквозь изголовье кровати — руки теперь были зафиксированы. Я перевернул Аню на живот и подобрался к её щиколоткам,

Трахнул копию сестры. Часть 2

Я мама и брат

Февраль