попросту сняла его через голову, встав пред ним совершенно нагой, в костюме Евы до грехопадения.
— Нравится?
Она чуть наклонила голову; глаза её блеснули. Принц невольно удивился, поймав себя на том, что даже теперь, при всей невообразимости созерцаемого им зрелища, часть его сознания продолжает уделять внимание синим глазам Алисы.
— Нравится ли тебе то, что ты видишь? — вновь шепнула она. — Мне бы хотелось, чтобы ты признал это… вслух. Большей частью для самого себя.
Она облизнула губы, не сводя с Гарольда взгляда.
Признать это вслух? Признать вслух, что ему нравится видеть Алису нагой? Он словно живой кожей ощутил жар пощёчин гувернантки, поймавшей его некогда на слишком пристальном изучении рисунков древнегреческих скульптур.
— Нравится.
Он сглотнул слюну. Сердце его, кажется, было готово разорвать изнутри грудную клетку.
— Что — нравится?
Глаза Алисы загадочно мерцали. Снова это томительное желание сигануть в пропасть с головой…
— Видеть тебя. Нагой.
Алиса чуть улыбнулась, словно поздравляя его с небольшой победой — или поздравляя себя. Сделала короткий шаг вперёд, пристально глядя ему в глаза.
— Если бы ты внимательно заглянул в себя, отвергнув всё, что закрепощает стремления, ещё тогда, когда мы только-только впервые увидели друг друга, ты бы уже тогда ощутил в себе желание увидеть меня нагой?
Алиса сделала ещё один шаг вперёд.
Представить — вспомнить и рассмотреть — свои прежние ощущения оказалось не легко, а чересчур легко…
— Да.
— Значит, — она вновь облизнула губы, — можно сказать, что уже тогда ты хотел увидеть меня без одежды?
— Да.
Голова его кружилась.
— Скажи это.
— Я… хотел увидеть тебя обнажённой с самого момента нашей встречи. Хотел… увидеть твоё нагое тело. Увидеть тебя всю.
Почему он испытывает столь дикое удовольствие, намеренно произнося слова, за которые мисс Сэндерс сразу бы его убила? Возможно, потому что знает: это приятно Алисе.
Или дело не только в этом?
Алиса улыбнулась уже совершенно открыто, торжествующе, подходя ещё ближе. Во взгляде её на миг проскользнуло нечто похожее на то выражение глаз, с которым его высокородные родители иногда смотрели друг на друга.
Ощущение собственничества.
— А чего ты хочешь сейчас?
Она смотрела прямо ему в лицо, глаза в глаза. Его хватило в ответ только лишь на одно слово.
— Прикосновения.
Алиса сделала ещё один маленький шаг вперёд, словно бы в робости колебания, и неожиданно прильнула к груди принца. Гарольд неуверенно обнял её, впитывая в себя, запечатлевая в своей памяти каждый миг прикосновения к совершенно нагой девушке. Вдруг он ощутил, как тонкие изящные пальцы Алисы проникают за ремень его брюк и касаются того, что разными людьми вокруг него именовалось срамом, детородным органом, смешным детским словом, взрослым нецензурным словом и даже причудливым латинским термином «реnis».
Гарольду уже далеко не первую минуту приходилось ощущать там некоторое значительное напряжение плоти, заставившее его поначалу испытать особенный стыд перед Алисой.
Но прикосновение её пальчиков…
…там, где до того успевали проскальзывать лишь его собственные пальцы…
Его ошпарило краской стыда.
От воспоминаний о том, что он иногда делал, от того, что сейчас делает Алиса — и ещё от того, что она сейчас вновь неотрывно смотрит ему в глаза, порождая тем самым иррациональную догадку, переходящую в уверенность: она знает.
— Ты часто делаешь так? — подтвердила она его догадку.
Сладкий, нежный шёпот в ушах. В голове — воспоминания о сотнях случаях, о которых не знает и не должна никогда узнать гувернантка, сотнях последующих вспышек стыда и попыток хоть как-то перебороть нечестивые желания.
— Э… как? — спросил он.
Алиса чуть приподняла голову и заглянула ему в глаза глубже.
— Не надо фальши. Здесь не место для неправды.
Хотя и не до конца понимая, что за «здесь» она имеет в виду — ведь не о беседке же речь? — он тем не менее внутри себя всей душой и всей плотью понимал, что она права.
Так же, как ощущал всем телом и всей душой прижавшуюся к нему нагую девушку.
И кончики её тонких пальцев.
— Часто, — выдохнул он.
— Тебе это нравится? — сладко шепнула она.
Принц замер с ответом, прислушиваясь к диким, сумасшедшим, совершенно неистовым ощущениям. Мысль о том, что эта девушка, эта невозможная леди сама добровольно проделывает с ним то, что он сотни раз со стыдом проделывал сам с собою исключительно за закрытыми дверьми, сводила его с ума.
— Да.
У Гарольда стало возникать чувство, которое французы называют причудливым словосочетанием «dеjа vu».
— Скажи это…
— Что?
На миг Гарольд испугался, что она вновь заподозрит его в увёртках, меж тем как он действительно не вполне понимал, что именно должен сказать; Алиса, однако, лишь игриво пощекотала кончиком носа его шею.
— Как часто ты делаешь это, — тепло дохнула она. — Что именно делаешь. И насколько тебе это нравится.
Она озорно глянула на него:
— Если нравится.
Пальчики её проворно сгибались и разгибались, словно совершая медленный странный вальс с наклонами и приседаниями. Алиса смотрела на него с полуулыбкой через опущенные ресницы.
Гарольд в очередной раз ощутил жуткое подозрение, что под видом прекрасной девушки перед ним явившийся искусить его до самого дна Преисподней демон — но, что казалось ещё более жутким, ему было уже практически всё равно.
— Я почти каждую неделю… почти каждую неделю…
Принц замялся и запылал.
Не сказать же: «тереблю детородный орган» или «дёргаю часть тела, по-латински именуемую реnis»? Из памяти всплыло специальное церковное обозначение, пару раз вдолбленное в его голову той же мисс Сэндерс.
— Занимаюсь… рукоблудом. — Едва выговорив это слово, он понял, что прежде застилавший его щёки жар был свежим морским ветерком. Но отступать было поздно.
Пальчики Алисы сжались колечком вокруг пресловутого детородного органа и заскользили вверх и вниз.
— Тебе это нравится? — Каждое слово её было слаще заморского фрукта «апельсин», который Гарольду довелось как-то раз пробовать на королевском бале.
— Очень, — выдохнул он.
— Что нравится? — Темп ласковых движений Алисы ускорился.
— Р-рукоблуд.
К удивлению своему, Гарольд обнаружил, что — по всей видимости, благодаря умело отвлекающим действиям пальцев Алисы, — способен выговорить это слово не только без особого заикания, но и практически без стыда.
— Теперь скажи это целиком.
Гарольд сказал.
Алиса рассмеялась — звонко, как колокольчик.
— Теперь посмотрим, правильно ли я тебя поняла. Ты каждую неделю занимаешься… рукоблудом. — Она с особым удовольствием повторила использованное Гарольдом выражение. — Тебе это нравится. А при первой же встрече с незнакомой леди тебе сразу хочется увидеть её обнажённой. Так?
Гарольду ничего не оставалось, кроме как кивнуть, в глубине души — а есть ли ещё у него душа? — надеясь, что она не заставит его повторять вслух ещё и всё это в целом.
Левой, доселе незанятой рукой Алиса погладила его по голове.
— Бедный.
Она слегка взъерошила его волосы.
— Я ведь обещала тебя не мучать. А что я делаю с тобой? Причём, — тут она лукаво полукуснула-полулизнула его подбородок, — ты меня почему-то не останавливаешь.
Алиса вновь прильнула к нему, потёршись головой о его грудь.
— Больше не буду.
— Помучь…
Он ли сказал это? Или сие само неведомо как слетело с его уст?
Она оторвала голову от его груди, внимательно посмотрев на Гарольда своими мерцающими колдовскими очами, изучая его, рассматривая словно бы впервые.
— Ты точно этого хочешь? Чтобы я продолжала, — Алиса облизнула губы, — тебя развращать?..
— Да.
Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему легко. Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему трудно.
Так как, кажется, он был здесь вообще ни при чём.
Алиса взмахнула ресницами:
— Ты, наверное, думаешь, что дальше развратить тебя уже просто невозможно. Или, что вернее, о существовании неких незыблемых рубежей, от которых ты никогда не отступишь — так как не можешь отступить. Верно?
Гарольд чуть-чуть пожал плечами, не зная что ответить определённо.
Алиса вновь невинно взмахнула ресницами:
— Одним из таких непреодолимых рубежей ты, наверное, как мужчина и рыцарь, считаешь насилие над женщиной. То, чего ты никогда не совершишь и не захочешь; то, что противоречит букве всех рыцарских кодексов и высоких правил. Так?
— Так, — невольно помрачнел Гарольд.
Ему вспомнились кое-какие из подслушанных разговоров.
— Насилие над женщиной, — изрёк он, слыша себя самого словно бы издалека и без сомнения частично повторяя чужие слова, — одно из мерзейших преступлений, не оправдываемое ничем, даже если прикрывается словами о беспощадности к врагу. Особенно…
Он недоговорил подразумеваемое: «Особенно такое насилие над женщиной, которое, по всей вероятности, имеешь в виду ты».
Вообще многие из тех клочков дворцовых разговоров, прежде туманных и малопонятных, почему-то теперь вдруг обрели в его голове смысл. Как будто происходящее ныне между ним и Алисой сложило некую китайскую мозаику в его голове.
Теперь многое не было для него абстракцией, хотя всю физическую суть сокровенного он ещё не до конца понимал.
Алиса задумчиво посмотрела ему в глаза.
— У тебя есть в высшем свете какая-нибудь знакомая дама приблизительно твоих лет — или не старше двадцати пяти — которая бы тебе нравилась? Нравилась внешне и внутренне? Производила впечатление милой и симпатичной особы?
Соответствующая описанию персона вспомнилась быстро.
Не знаешь где купить игрушки для секса? самый лучший выбор!
— Есть. — Взгляд принца на миг застлало лёгкой романтической поволокой. — Леди Дженни, она…
— Подожди. — Ласковым движением ладони Алиса заслонила его рот и пресекла зарождающийся было монолог. — Она привлекательна, не так ли? При этом возвышенна и воздушна, так что ни одна мысль ниже седьмого неба не способна её коснуться?
Принц лишь кивнул, удивляясь осведомлённости Алисы.
— Если это не тайна, ответьте, милорд, сколько часов в неделю с Вами занимаются учителя, имея целью привить Вам навык высокого штиля в

Язык чешется

Как я трахнул подругу жены

Тёща в гостях