а задние отодвигаем назад, чтобы она могла расположиться полулежа, придерживая перегруженный желудок. Я привык к ручной коробке, рулить на автомате оказалось делом новым, но ничуть не сложным, и по указаниям Люси я быстро добрался до места.
Апартаменты она себе сняла на первом этаже, что с ее стороны более чем предусмотрительно. Отперев дверь, замирает на пороге.
— Почему не заходишь? — спрашиваю я.
— Неужто в этом мире больше нет настоящих рыцарей? — театрально вопрошает она.
— Ты шутишь, — заявляю я, и мы оба смеемся.
— Мог бы хоть попытаться… — потом критически меня оглядывает. — Хотя нет, сперва тебе надо как следует подкачаться в спортзале.
— Я туда и так дважды в неделю хожу! — делано протестую я, наблюдая, как она вдвигается внутрь. Разбухшие бока задевают оба дверных косяка сразу, до «протискиваться» дело пока не дошло, но…
— Брось, Джорджи, я же втрое тяжелее тебя. Без вариантов, не осилишь, — весело усмехается она.
— Втрое?.. — роняю челюсть, но дверь все-таки за собой закрываю.
— Ну, вот сколько ты весишь?
— Точно не скажу. Семьдесят семь, что-то типа того.
— Вот-вот, Джорджи. Втрое, с изрядным походом.
Разворачивается и идет в комнату. Следую за ней, и уже войдя, обнаруживаю, что это ее спальня.
— Ну и?
— Что — и? — игриво интересуется она.
— Ты мне что, не скажешь, сколько весишь ты?
— Я-то думала, тебя другое больше интересует… — отвечает Люси.
И наклоняется, предоставив мне полный обзор своего декольте. Взявшись за подол платья, ловко (для персоны ее габаритов) сдергивает его через голову одним плавным движением. Я со свистом вбираю воздух сквозь зубы, глядя, как ее громадное оголенное пузо вываливается из платья; чуть пониже пупка на коже видна красная отметина — там, очевидно, была резинка лосин до того, как под давлением всего съеденного они соскользнули ниже. Бюстгальтер на ней сшит по спецзаказу, с широкими прочными лямками, но даже и такая основательная конструкция едва сдерживает напор раскормленной плоти…
Люси рывком притягивает меня к себе, мягкое тепло оголенной плоти просто переполняет, ее и меня, я готов взорваться прямо на месте, наши губы сливаются в поцелуе, ладони мои, упиваясь, перебирают жиры ее пуза, в мою грудь упирается ее колоссальный бюст…
— Скажи… — шепчу я ей на ухо, пытаясь обнять, ухватить в объятия побольше, побольше этой роскошной, громадной, необъятной женственности.
— Что — сказать? — делает вид, что не поняла.
— Сколько… ты… весишь? — рывками выдавливаю я.
Она разворачивается на месте, одной инерцией швырнув меня на кровать. Я не собирался летать, но меня не спрашивали. Подходит, роняет на меня свое пузо, притиснув к матрацу, наклоняется надо мной. Расстегивает переднюю застежку бюстгальтера, высвободив мягкие, как тесто, груди, на белой коже ясно видны красные отметины слишком тесной конструкции. Левую грудь Люси, колыхнув, направляет мне прямо в лицо; ласково прикусываю розовый сосок, набухший и твердый, и тут до меня доходит, что каждая сиська у нее размером побольше моей головы. Пытаюсь притянуть ее к себе, на меня, руки мои зарываются в безразмерные складки у нее на боках…
— Аккуратнее, — шепчет она, медленно вдавливая меня в постель.
— С чего? — играю ее жирами, пышными и обильными, сгребая горсть, другую, третью, и там еще много…
— С того, что мои двести сорок пять кило тебя могут и раздавить.
И с этими словами ложится на меня всей своей тяжестью, и я бессилен, более чем бессилен этому помешать, я под таким грузом даже дышать не могу, и от этого на седьмом небе от возбуждения. Кровать хрустит под нашей объединенной тяжестью, она на мне, подавляет меня, ее губы на моих губах, каждый вздох — как подвиг… Пытаюсь стянуть с нее лосины и трусики — где только делают белье таких размеров? — но у нее такие бедра, что это просто невозможно, и я чувствую, не слышу даже, как Люси содрогается от смеха, а потом шепчет:
— Ах, Джорджи, ты еще многого не знаешь.
Перекатывается набок, потом на спину — ее живот и груди ходят ходуном, ей тоже надо отдышаться. Нашариваю резинку ее лосин и медленно, с немалыми усилиями, стягиваю их с ее чудесных ног. С трусиками полегче, правда, мне в процессе даже жаль стало такую роскошную женщину, ведь белье так врезается в ее нежную и пышную плоть…
Собственную одежду срываю во мгновение ока, а Люси со смешком обеими ладонями разминает свою большую белую грудь.
Рывком устремляюсь в нее, она мокрая и теплая, и хотя громадное пузо и разбухшие бедра несколько мешают, но вхожу как по маслу. Поцеловать ее не могу — не дотянусь, за двумя холмами сисек мне и лица-то ее отсюда не видно, вонзаю в нее снова и снова, она такая мягкая, такая мокрая, такая громадная и неохватная, подо мною…
Люси стонет, а я сгребаю ее громадную грудь, разминая так, как она сама до того, и она внезапно вздымается, садится, ее пузо волной упирается в меня, и я взрываюсь, а она плотнее вжимает меня в себя, обволакивая всеми своими бескрайними жирами, моя голова где-то промеж ее грудей, пытаюсь обнять, но разумеется, могу только сгрести мягкую плоть бедер, живота, боков, и я ничего не вижу, да и не хочу видеть, только чувствовать, ощущать…
Люси содрогается, кровать снова жалобно скрипит, и вдруг отпускает меня и падает на спину, едва дыша.
— Ого, — выдыхаю я, плюхнувшись рядом с нею.
— Говорила же… Джорджи… — заглатывает она порции кислорода, — надо… укреплять организм.
Не могу не рассмеяться, а она выразительно похлопывает себя по пузу, отчего в стороны расходятся волны жира.
— Кстати, о, — намекает она.
Роняю челюсть.
— Ты что, шутишь?..
Люси подмигивает.
— Нет, на этот раз ни в какой ресторан мы не пойдем. Закажи чего-нибудь прямо в апартаменты… лично мне три больших пиццы на перекусить хватит, дальше сам думай.
Прислано: Гонгофер

ПОСЛЕ УРОКА ФИЗКУЛЬТУРЫ

Насоска

С НОВОСЕЛЬЕМ