и прижался к ее щеке. Тетя ударила его по рукам и скрылась в дверях.
Машинист еще раз прокашлял в динамик, закрыл двери и медленно тронул поезд с места. В окне мимо проехали военные, я помахал им в след и отодвинулся от окна, так как в проходе показалась тетя Женя. Она прижимаясь то попой, то грудью к пассажирам пробиралась на свое место, наконец поддав коленом наиболее непонятливому мужику, Женя уселась на лавку.
 — Уф! Очень жарко на улице, — сказала она, вытирая красное лицо.
 — Да, — согласилась наша соседка, не отрываясь от вязания, — нынешнее лето будет тяжелым.
Я не стал мешать их разговору и сосредоточился на окне. Женя замолчала, подняла меня на скамейку, и сама встала рядом, с удовольствием подставив прохладному ветру разгоряченное лицо и руки. Мне очень нравилось так стоять, прижатым к стеклу твердым Жениным животом и чувствовать, как ее грудь мягко упирается мне в спину. От Жени стало жарко, но все равно было приятно, что она не отгоняла меня от окна, как мама, и не пугала оторванными руками и головой. Прежде чем электричка выехала из города, она несколько раз останавливалась, в вагон протиснулись еще несколько пассажиров. Нам пришлось подвинуться и освободить место для старенькой бабушки. Тетя Женя убрала рюкзак наверх, а меня посадила себе на колени. Поезд разогнался, пассажиры расселись на местах и занялись своими делами. Женя достала из сумки две книги одну себе, другую мне.
Я внимательно просмотрел все картинки, потом почитал все знакомые буквы. Попросил Женю почитать мне сказку, но та отказалась, хотя свою книгу почти не читала. Она то открывала ее, то закрывала, зачем-то смотрела в окно, усевшись на самый краешек лавки, то вдруг резко задвигалась вглубь сиденья.
 — Женя, а что значит красная повязка и буквы «П» и «Ж» на ней?
 — Не знаю. А где ты видел такую повязку?
 — У твоего военного на рукаве.
 — Там написано: «Дежурный».
 — Он что в ресторане работает?
 — Почему ты так решил? — улыбнулась тетя.
 — У нас в садике дежурные помогают расставлять тарелки и убирать грязную посуду. А где на вокзале есть тарелки? Только в ресторане.
Женя ни чего не ответила, только рассмеялась и потрепала меня по волосам. Затем посадила меня на свое место и вышла в тамбур, но сразу вернулась. Пройдясь по вагону, тетя согласилась поиграть в пальцы. Игра пошла весело, но Женя играла не внимательно и часто проигрывала. Потом она села закинув ногу на ногу, и мне стало не удобно.
 — Прекрати вертеть ногами, сидеть не удобно, — попросил я.
 — Не нравится сидеть, тогда стой, — раздраженно ответила Женя и поставила меня на лавку.
Я обиделся, отвернулся к окну и начал рассматривать пролетающие мимо деревья и столбы, группы машин скопившихся на переездах. Выставив руку в окно, я сквозь пальцы пропускал струйки упругого воздуха.
 — Женя, а это твой брат был?
 — Где?
 — Там, на вокзале.
 — Почему ты так решил, — заинтересовалась Женя, положила руки на живот и откинулась на спинку сиденья.
 — Так он тебя сестренкой называл.
 — Это так просто говорят, когда обращаются к незнакомым девушкам.
 — Незнакомым! А почему он тебя целовал?
Женя покраснела и быстро оглянулась по сторонам, проверяя, кто еще слышит наш разговор.
 — Смотри в окно и не говори глупостей, — рассердилась она.
Я улыбнулся и, довольный собой, отвернулся к окну. В этот момент мимо нас пролетела встречная электричка. Машинисты гудками поприветствовали друг друга. Нестерпимый грохот ворвался в раскрытые окна вагона. От неожиданности я дернулся, попытался ухватиться за раму, но промахнулся и со всего размаху плюхнулся Жене на колени. Она охнула и сильно, со злобой столкнула меня прямо на ноги спящему дяденьке с газетой. Это было так не похоже на Женю, что я удивился и хотел объяснить, что совсем не ударился и даже не испугался. Но тетя не слушала меня, она согнулась пополам, спрятав руки под животом.
 — Противный мальчишка! — зашипела она в самое ухо и еще добавила что-то не понятное.
Дяденька с газетой проснулся и, ничего не понимая, начал успокаивать меня, гладить по голове, попытался поднять меня с пола. Привлеченные шумом, к нам повернулись другие пассажиры.
 — Дамочка, у вас что-то потекло! — раздался голос.
Женя на секунду подняла голову, посмотрела на говорившего испуганными глазами, и тут же опустила красное пылающее лицо. Я заглянул под лавку, действительно там было мокро. Со скамьи в лужицу падали тяжелые капли, а не большой ручеек проложил дорожку в центральный проход.
 — Да что же вы сидите? Смотрите быстрее сумки! — взволновалась соседка. Женя распрямилась и принялась лихорадочно копаться в вещах.
 — Ты, почему бутылку с чаем не закрыл, Григорий? — набросилась на меня тетя.
От такой несправедливости я оторопел и ни чего не стал отвечать. Зачем спорить и говорить, что бутылки я всегда хорошо закрываю. Один раз я поставил папе в портфель незакрытую бутылку, и она залила важные документы. С тех пор я очень внимательно отношусь к пробкам. Тем более чая у нас вообще нет, а бабушкин морс лежит в рюкзаке на верхней полке. Постепенно в вагоне все успокоились, но я обиженный на Женю, не разговаривал с ней до самой остановки, и даже не стал спрашивать, почему мы выходим самые последние. Следя за тетей, я раздумывал, почему взрослые так сильно потеют. Вот Женя у нее волосы на шее слиплись и вся спина мокрая, особенно сильно промокла юбка сарафана.
Сквозь скрипучие двери маленького вокзала мы на площадь. Здесь было гораздо тише и чище, чем у нас в городе.
 — Ну и куда теперь? — спросила Женя.
 — На автобусную остановку, — ответил я, — пойдем покажу.
Взяв за тетю руку, я повел ее через привокзальную площадь. По дороге мы несколько раз останавливались, Женя бросала сумки на землю, приседала около них и что-то поправляла.
 — Очень тяжело? — спросил я.
 — Ничего, пока терплю, — отвечала она.
Мы подошли к небольшому павильону в центре площади.
 — Долго нам здесь стоять? — спросила тетя, оглядываясь по сторонам.
 — Сначала надо купить билеты, вот здесь, — я пнул деревянную стенку кассы, — потом подъедут автобусы.
 — Когда? — опять спросила Женя, разглядывая строения, по границе площади.
 — Они всегда подъезжают к электричке, — объяснял я, — забирают пассажиров и возвращаются только к следующему поезду.
 — Толковый пацан, — похвалил меня пьяный дядька, сидящий в тени кассы на пустом бутылочном ящике.
Женя покосилась на него, было видно, что дядька ей сильно не понравился. Не спуская глаз с меня и вещей, тетя заняла очередь в кассу. А я опять достал пистолет и принялся охранять сумки, пока тетя, переминаясь с ноги на ногу, стояла в очереди. Дождавшись, когда Женя вернется, я подергал ее за сарафан.
 — Чего тебе? — наклонилась она.
 — Я писать хочу.
 — Потерпи. Ты же знаешь, мы не можем отойти. Автобусы уедут без нас, вот тогда будем здесь сидеть с бомжами до вечера.
 — Ну, Женя, я сильно хочу.
 — Не мучай ребенка, — оказывается, пьяный мужик все слышал.
 — Куда я его дену? — разозлилась тетя.
Да вон, — мужик кивнул головой, — видишь дырку в заборе?
Женя посмотрела в указанном направлении, там не далеко за жиденькими кустами тянулся бетонный железнодорожный забор. В нем правее доски объявлений действительно была дыра. Тетя в задумчивости стояла, скрестив ноги.
 — Да не ссы, ты! Вон твои автобусы, — мужик показал на три машины, — подъезжать будут по очереди, успеете вернуться.
Женя еще немного постояла, а потом обратилась к женщине стоящей перед нами в очереди.
 — Посмотрите, пожалуйста за вещами. Мальчику нужно в туалет.
Женщина согласилась и мы быстро побежали через площадь.
 — Странный город, — сказала Женя, таща меня за руку, — трава, газоны есть, а асфальта нет.
 — Песок тоже красиво, — возразил я. Лично мне этот городок очень нравился. Ну и что с того, что вместо асфальта дорожки посыпаны песком. Тетя Женя не отвечала, а продолжала бежать к забору. Вдруг она охнула, остановилась и резко нагнулась, упершись руками в колени.
 — Ты чего? — спросил я, замершую Женю.
 — Пуговку потеряла, — прошептала она.
 — От сарафана?
 — Да, да, от сарафана. Помолчи пожалуйста!
Я решил поискать пропажу. Как говорил папа, если вы что-нибудь потеряли, то поворачивайтесь друг к другу попами и ищите в разные стороны. Обойдя тетю, я опустился на колени и начал общаривать дорожку.
 — Если пуговица упала, то она могла зарыться в песок, — предположил я.
Женя не отвечала, она лишь застонала и присела еще ниже. Видимо ей очень было жалко терять пуговку. Мне тоже было жалко Женю, и я старательно просеивал песок у ее ног. Внезапно меня чем-то обожгло. Я удивился, потом когда посмотрел на руку — понял, что это капли.
 — Же… , — я поднял голову и хотел спросить тетю, что произошло, но увидел, как по ее ноге скользят другие капли.
Наверное, Женя так огорчилась из-за потери пуговицы, что опять сильно вспотела. Глядя на мокрые дорожки, я вспомнил, как мы с папой попали под сильный дождь и побежали домой. Дождинки стучали по голове, стекали с мокрых волос по спине и через попу вытекали по ногам из шортиков. Было очень щекотно и очень весело, вот только дома мама почему-то рассердилась и долго ругалась на папу.
Женя выпрямилась, схватила меня за мокрую руку и опять потащила к забору.
 — А как же пуговка? — запротестовал я.
 — Потом найдем, — ответила тетя, быстро перебирая ногами.
Добежав до прохода в кустах, я остановился. Женя с размаху налетела на меня.
 — Ты чего встал?
 — Там колючки.
 — У нас нет выбора. Пошли, иначе сейчас кто-то описается.
С этими словами, тетя толчком отправила меня вперед и с треском проскочила следом. Мы стали осторожно пробираться вдоль забора, выбирая места куда можно поставить ноги. Женя сквозь зубы умоляла меня идти быстрее, но сама смогла дойти только до доски объявлений. Там она остановилась и стремительно задрала подол сарафана. Сейчас она стала похожа на наших девчонок их садика, когда те собирались прыгать с крыши песочницы. Я уже хотел сказать Жене, что до дырки идти осталось совсем не много, но замер пораженный невиданным зрелищем, прямо на моих глазах тетины трусы стремительно промокали.
 

Маменькино утешение.

Тёща в гостях

Банщица