поднимается в глубоком вздохе. Зрелище завораживает, но я слишком зла на него. Срываю наушники и понимаю, что он опять выпил.
— Лара, — в голосе искренняя радость, — ты вовремя.
Хватает за талию, насильно усаживает рядом. Хочу крикнуть гадость, но рот оказывается закрыт его губами. Опять пью водочный аромат, чувствую, как снизу поднимается цуунами. Язык медленно сводит с ума, приходится собирать себя по кускам, чтобы вспомнить, зачем сюда пришла. Отталкиваю его, уперевшись руками в гладкую грудь.
— В чем дело? — удивленно поднимает брови. — А, твой муженек… Отношения выяснили?
— Почему ты никогда не рассказывал о детском доме?
Стас встает. Джинсы так же расстегнуты, держатся только на бедрах, при наклоне обнажаются ягодицы. Наливает в стакан водку, протягивает мне. Я отказываюсь, он пожимает плечами, точь-в-точь, как Эдмунд. Присаживается на край стола, демонстративно расставив ноги. Пытаюсь изо всех сил, но не могу оторвать взгляд от того, что сейчас на месте ширинки.
— Ты так хотела услышать, что меня насиловали все, кому не лень? Представляю, сколько тем для разговоров на бабских тусовках. В бассейнах, парикмахерских, фитнесах всяких ваших.
— Мы могли бы тебе помочь.
Говорю что-то не то. Не за тем сюда пришла. Я пришла за своей жизнью, которую он разрушает. За своей, и… за его тоже. Хочу накричать на него, избить самодовольное красивое лицо, выцарапать глаза, а вместо этого поддаюсьдурацкой материнской жалости. Он опять поднимает брови, ерошит длинные золотые волосы.
— Чем? Чем вы могли мне помочь? Бабскими утешениями? Я давно уже помог себе сам. Когда грохнул ту сволочь.
— Налей водки, — не могу разговаривать на трезвую голову, хочу напиться.
— Сразу бы так, — наливает почти полный стакан.
Выпиваю, морщась и отфыркиваясь. Он смеется — золотые локоныласкают плечи — и протягивает кусок сыра. Заедаю мерзкий вкус, чувствую, как в венах становится жарко. Расстегиваю две верхние пуговицы и тут же ловлю жадный заинтересованный взгляд. «Стриптиз?» — спрашивает он меня глазами.
Невольно опускаю взгляд ниже, его член так и торчит в расстегнутой ширинке. Удивительно, но он до сих пор стоит. Он, вообще, у него когда-нибудь падает?
— Очень редко, — отвечает мальчишка на немой вопрос и толкает меня на диван, — и не с тобой.
Нет. Выныриваю из-под его руки, он смотрит с легким недоумением, а я… я начинаю говорить. Когда заканчиваю, он лежит поперек, закинув одну руку за голову, а второй продолжает тот процесс, за которым я застала его, распахнув дверь. Он не собирается останавливаться, и открыто наслаждается тем, что делает это на моих глазах.
— И чего ты от меня хочешь? — едва ли не мурлычет.
— Уничтожь запись, отдай мне носители. Стас, ты не понимаешь… Он НИКОГДА не даст мне развод, но и тебя в покое не оставит. Давай не будем доводить до крайности, ты не знаешь моего мужа.
— Ну уж нет, Лара. Если ты все про меня разузнала, то должна понимать. Я всегда получаю то, что хочу. Так случилось, что сейчас я хочу тебя. Может быть, завтра перехочу, но сейчас… ничего не могу с собой поделать. Извини. Да, я такой.
— Почему? — взрываюсь в ответ. — Я старше тебя на 18 лет. Ты — мальчишка, я — взрослая женщина. Сотри запись, пожалуйста, — почти умоляю, не надеясь на то, что упрямец согласится.
Лицо выдает фальшивую работу мысли, он отрывается от себя, немного оправляется, опять ерошит волосы.
— Договорились, — неожиданно соглашается, — с одним условием.
Я замираю в ожидании. С него станется заставить меня пройтись голой по поселку.
— Ты сегодня остаешься до рассвета.
С облегчением киваю, понимая, что это именно то, чего в глубине своей грязной души хочу сама.
— Выпей еще — отвлечешься. И забудь обо всем, я помогу.
Послушно беру стакан, мне надо отвлечься.
Он псих, он убийца. Осознание этого щекочет каждый нерв. И сейчас безумец расстегивает на мне блузку, высвобождая напрягшуюся грудь. Псих ласкает мой живот, проникая пальцами за пояс брюк. Сумасшедший проводит ладонью между ног. Убийца опускается передо мной на колени, прикасаясь ртом, дразнит сквозь ткань. Я, наверное, такая же сумасшедшая, если начинаю стонать в ответ на его прикосновения. Медленно и со вкусом раздевает, несет на диван, отпускает ладони. Падаю вниз, разметав по подушкам волны волос. Любуется зрелищем несколько мгновений, снимает джинсы и садится перед моим лицом. Вижу его прямо перед собой, на головке набухает тягучая светлая капля; облизываю губы и раскрываю рот, принимая в себя все это богатство.
— Давай, Лара, — торопит он, — еще чуть-чуть, девочка моя.
Он слишком возбужден для того, чтобы сдерживаться долго. Терпкая густая струя выстреливает в небо. Он не дает сдвинуться, сжав виски ладонями, мне приходится глотать все.
— Умница, — говорит, собирая поцелуями с моих губ остатки самого себя, — и после этого еще спрашиваешь, зачем ты мне.
— Ты обещал, — напоминаю я.
— До рассвета долго. Успеем.
Неожиданно звонит сотовый, вижу номер на экране, не хочу брать, но Стас включает громкую связь.
— Лара, — вкрадчивый голос Эдмунда обливает холодной водой, — я знаю, где ты, и зачем там. Надеюсь на твое благоразумие, дорогая. И… передай своему психу, что он зря затеял эту нелепую игру. Надеюсь, ты понял, о чем я говорю… малыш.
Отбой.
Псих стоит рядом и смотрит на меня, улыбаясь уголками губ. Серые глаза заволакивает пелена.
— Стас, сотри запись. Обещаю, что никуда не уйду.
— Позже.
Да, его член никогда не падает, но сейчас не уверена, что мне это нравится.
«Поиграем, тетя Лара? В сынки-матери?»
«Ты хотела узнать, как это? Когда тебя насилуют?»
«Ты хотела испить моей боли?»
«Скажи, каково это — трахаться с психом?»
«Ты рада, что выпустила животное наружу?»
«Ты готова уйти за черту полного безумия?»
« Пойдем со мной, я покажу тебе дорогу»
Утром, когда на мне нет ни одного целого кусочка, болят все мышцы, на груди и животе наливаются синяки, он развязывает мои омертвевшие руки. Я едва не теряю сознание от впивающихся под кожу иголок. Приносит полотенце, смоченное теплой водой, бросает мне:

— Оберни кисти. Помогает, поверь.

Помогает, правда не слишком.

— Стас, — голоса нет, слез тоже, — за что?

Сидит спиной ко мне, на коленях ноут, пальцы быстро щелкают по клавиатуре. Чистит файлы, логи, переформатирует диск полностью.

— Скажи спасибо, что не порол. Иначе ты бы сейчас не встала. У меня большой опыт, правда, с обратной стороны.

Отдает флешку и видеокамеру. Ломает модем, разбивает свой сотовый.

— Выпить не предлагаю, тебе за руль. Дома напейся — забудешься. Руки смажь мазью, быстрей пройдут.

— Стас…

Резко оборачивается, взметнув волосами.

— Все, у меня на тебя больше ничего нет, уезжай. Мне надо отдохнуть, я устал. Потом поеду домой.

Я уже могу шевелить пальцами, осторожно держать руль и… плакать. Но делать сейчас этого не буду. Ухожу так быстро, как возможно, и слышу в спину:

— Прощай, Лара. Я не хотел, честно. Но за это благодари своего супруга. И помни, что все было по согласию.
Сижу в машине, пытаясь понять, кто я такая, и как жить дальше. Болит все. Банально? А это? Мое тело — один сплошной кусок лошадиного дерьма, расплющенный асфальтоукладчиком на дороге. Он трахал меня всем, что смог найти в доме, и что помещалось ему в руку. И ему было совершенно наплевать, что «это» не хотело помещаться в меня. Он рвал мое тело на части, так, как когда-то рвали его.
Подкупившая меня хмельная нежность осталась далеко: за чужим порогом, в том мире, где его не называли «малыш». Ты специально это сказал, Эд? Я ведь только под утро вспомнила, что то дело вел именно ты. Как жаль, что так редко интересовалась твоей работой.
— Надеюсь, это твоя последняя подобная выходка. Хоть удовольствие получила?
Муж стоит лицом к окну. Мне кажется, или он тоже не спал всю ночь? Проходит мимо, и я, неожиданно для самой себя, заношу руку для удара. Перехватывает запястье, с любопытством разглядывает следы от веревок, приближает лицо вплотную, обволакивает запахом хорошего парфюма:
— Бить, дорогая, надо наверняка. Один раз, но так, чтобы противник уже никогда не поднялся. Скоро ты это поймешь. Иди, помойся, от тебя воняет самцом.
Скрючившись в ванной, плачу навзрыд. Мокрые волосы облепили лицо, мне холодно, но я не хочу включать горячую воду. Так я наказываю саму себя. Глупо, по-детски. Назло маме отморожу уши.
— Жива? — я бы подумала, что он смеется, но он не умеет этого делать. — Кстати, ты права: вены лучше резать в холодной воде. Она облегчает боль. Правда, умираешь дольше — иногда успевают спасти.
Выползаю из ванной и натыкаюсь на его насмешливый взгляд. Взгляд ворона, почуявшего падаль. То, чем я стала за последние дни.
— Я сварил кофе. Выпей, если захочешь, а мне пора на службу.
Выпиваю чашку крепчайшего кофе, глотаю горсть болеутоляющих таблеток, и падаю в постель, укутавшись с головой. Меня колотит в нервном ознобе, в тревожном сне вижу восемнадцатилетнего мальчишку, потом его же в расстегнутых джинсах. Из больного забытья выводит настойчивый звонок. Бросаю мутный взгляд на часы — почти четыре. Эд скоро вернется, надо хоть ужин приготовить. Хотя не факт, что он придет голодный. Его вполне могут накормить в другом доме. В том доме, где он сам другой. Тот, прошлый, который когда-то украл меня у меня же самой.
— Да, — отвечаю охрипшим ото сна голосом.
— Ларалара, — Лизка не кричит, что странно, а быстро-быстро шепчет. — Лараларалара…
— Что случилось? — рявкаю в трубку. — Немедленно успокойся. Опять заподозрила наркотики? Так зря. Он не наркоша — обычный алкаш.
Хочется добавить еще пару крепких эпитетов, но это уже применительно к себе.
— Стас разбился, разбился на машине, на чужой машине отказали тормоза. Он в больнице, Лара. И я в больнице. Он в коме, и я, по-моему, тоже.
Что?!
Лихорадочно собираюсь. Морщась от боли, натягиваю первые попавшиеся вещи, хватаю ключи от машины, удивляясь тому, что они лежат на виду, и выбегаю из дома.
Лизка сидит возле кровати, на которой лежит нечто, что трудно назвать человеком. Что-то забинтованное,

Как меня отодрали в попку

Приключения Кристины Часть 12 ( Свидание с ним)

Необычный поход в театр