не шевелясь, чтобы тётя осознала своё поражение, прекратила борьбу и капитулировала. А она, воспользовавшись моим отвлечением, сумела высвободить руки и принялась отталкивать меня от себя, упираясь мне в подбородок. Фильмов насмотрелась, что ли? Я прижал голову к её груди. И от нечего делать, пережидая, пока схлынет запал атаки, принялся покусывать и целовать сосочки. Тётка шлёпала меня по спине, вертела задом, в попытках скинуть, а я просто подхватил её за бёдра и начал сношать, не обращая внимания на её действия. Даже интереснее так: не бревно какое тискаешь и дрючишь. На первый толчок тётя произнесла
— Ай!
На второй снова ай, а потом ой и ай начали чередоваться. И вскоре её шлепки по моей спине прекратились, перешли в поглаживания, а затем и в крепкие объятия. Ноги вначале обвили мои бёдра, а затем, через некоторое время, перекрестились на пояснице, пятками упираясь мне в ягодицы. И пяточки эти подталкивали меня, когда тётя приподнимала зад в попытках насадиться поглубже.
Она уж пару раз кончила, а я всё никак. Потом изошёл, её и себя замучил. И тётя взмолилась, попросила слезть с неё, иначе я вместо тёти вскоре получу камбалу плоскую. Оторвался от приятного занятия. Стою перед кроватью, а тётя села на край, осмотрела меня критически, осталась довольна осмотром и, приподняв руки, одним рывком сняла с себя измятую сорочку. Не говоря ни слова, повернулась ко мне спиной и встала на колени на краю кровати. Скрестила перед собой руки и легла головой на них. Зад приподнялся, открывая мокрую, покрасневшую и приоткрытую писюню. Большие губы разошлись, малые тоже ещё не сомкнулись, только что выпустив толстую дубинку моей письки. И всё это было покрыто блестящей слизью. Даже на волосах блестели капельки. И дырочка попы, розовая в отличии от маминой коричневой, была в смазке. Вот бы туда засунуть. Да грех жаловаться. И так тёткина пиписка была уже и мельче материной. А уж попа вообще на разработана. Мои размышления прервала тётя
— Ну что замер? Давай уж, кончай! Мужикам вредно перестаивать.
Надо, так надо. Вставил. Не спеша, с чувством всаживал в тётю то с размаху, разухабисто, то медленно. И она отвечала движениями своей задницы, подаваясь навстречу. Живот и ягодицы звонко шлёпали друг о друга. Пальцем начал массировать дырочку попы. Тётя напряглась, сжалась и даже на время замерла. А потом, поняв, что это не то, о чём она подумала, а всего лишь палец, расслабилась. А я круговыми движениями продолжал массаж вокруг дырочки, саму дырочку, проникая неглубоко. Постепенно, не торопясь, всунул в попу весь палец. И теперь через тонкую перегородку ощущал, как внутри тётиной письки ходит мой писун. И он тоже ощущал палец, находящийся в тёткиной заднице. Тётка расслабила зад. Подмахивает мне, сама сопит в две норки. И так прекрасно получается дырявить тётю с двух сторон.
Кончили практически вместе. тётя позже меня, для чего пришлось потискать её клитор, не вынимая палец их задницы.
Лежим уставшие на кровати. тётя на животе, свесив ноги, потому что даже с её ростом поперёк иначе не получается. Я рядом в той же позе.
— Грязная вся, липкая, хоть в баню иди.
— Давай я натоплю, сходим вместе.
— Ну да, и ты начнёшь приставать. Я тебе не мама, давать по первому требованию и в разных углах. И вообще, ты, по-моему, слегка прихамел…
Тётка рывком развернулась, села на кровати в любимой позе, сложив ноги калачиком. Продолжая обличать молодого и наглого племянника, не обращала внимания на то, что пися её раскрылась, показывая оному всю свою внутреннюю сущность. Волосы на лобке слиплись, на бёдрах засохла сперма. Я и сам не лучше выгляжу. Она что-то говорит, а я смотрю на её писюню, вспоминаю, как только что раком драл эту дырочку, наблюдая, как входит и выходит из неё толстое тело моего писуна, всё в соплях. Выходя до самой головки, багрово-красной от напряжения, вытягивая за собой мантию малых губ, рывком погружалась внутрь, заставляя тётку айкать и ойкать, Как палец извивался в её попе, заставляя извиваться и её тело. А она продолжала обличать племяша, падшего слишком низко, чтобы можно было надеяться на то, что хоть что-то путное из него получится.
— …И не думай, что я прямо так вот подставлю тебе. Жди! Как раз! И не надейся даже! — помолчала, собираясь с мыслями и слегка наморщив лобик, прикусила губку. — Ну, если только изредка. И то, если хорошо попросишь. Ты куда уставился?
— Смотрю, какая ты красивая.
— Прям уж, лиса, будешь мне тут…
Да только такие слова любую женщину не оставят равнодушной.
— И что во мне красивое?
— Всё! Лицо вон красивое. Волосы. Фигура. Тити красивые.
С этими словами потянулся рукой к титечке. Тётя шлёпнула по руке
— Но, но, без рук!
И не надо. Вторая рука змеёй метнулась вперёд, ухватилась за мокрую письку, сжала её. тётка ойкнула, сжала ноги. Поздно.
— Отпусти. Грязно же всё. — Видя, что я не реагирую, попросила жалобно. — Ну, пожалуйста.
На это как не ответить согласием. Отпустил.
— И вообще, вставай давай. Скотина поди уже с голоду подохла. Иди мойся.
— А ты?
— А я потом.
— Почему?
— По кочану. Смотреть, что ли, будешь?
— А хоть бы и так.
— Без хоть бы. Иди давай.
С голой жопой, с гордым видом пошёл на кухню. Долго отмывал все, засохшие на моём теле, следы нашей страсти. И на животе, и на лобке, и даже на ногах. Отмыл, оделся. Что-то дома прохладно весьма. Пока кувыркались, было незаметно, а сейчас вот заметил. Растопил печку. Тётя вышла на кухню в измятой сорочке.
— Ну ты скоро уйдёшь?
— Да пошёл уже, мойся давай.
Пока управился со скотиной, пока растопил баню, пока натаскал воды. Зашёл домой. тётя готовит что-то. Пахнет вкусно. Да и голодный я, честно говоря. Она оделась, как разведчик перед боевым выходом. Упаковала титьки в лифчик, майку- тенниску сверху. Нижняя часть тела запакована в трусы и трико. Серьёзно подготовилась к обороне. На любое моё прикосновение шипела рассерженной кошкой, только что не пускала в ход ногти.
Вечером в баню пошла. Мне строго — настрого наказала ни под каким видом к бане и близко не подходить. Тем более пытаться проникнуть внутрь. Это будет рассматриваться актом агрессии и последствия не заставят себя ждать. Не больно и надо. Спать всё одно в одном доме будем. Да если и не даст, то не велика проблема. Сыт пока. Хотя от лишнего куска не отказался бы. Молодой, стоит пока что хорошо и часто.
После тёти я пошёл мыться. Намылся, напарился, любо — дорого. Домой в одних трусах, сунув ноги в валенки и накинув на плечи фуфаечку. А дома уже и чай запарен, и на столе ужин собран.
После ужина и чаепития посидели немного, разговаривали, старательно обходя тему нашей связи. Вроде как ничего и не было. Приснилось. Спать пошёл на свою кровать. Тётя и бельё сменила, которое мы изгвоздали этой ночью. Точнее, уже утром. Развалился. Тётка зашла пожелать спокойной ночи. На кровать присела, на самый краешек. И я не удержался, за руку её к себе потянул.
— Ну ты же обещал! Ну не надо! Я же говорила…
А что она там говорила? Как узнать, коли рот поцелуем заткнули. И халат сам по себе с плеч сполз. И под халатом совершенно случайно никакой иной одежды не оказалось. Единственно, что сказать успела
— Не спеши! Нежнее!
А потом слова закончились и лишь шёпот, звуки стонов и ойканье-айканье, звуки соприкосновения тел. Оба сытые, занимались сношением не спеша, как гурман пробует и кушает вкусное блюдо. Для тёти открытием явилось, когда я поместил свою голову ей промеж ног и принялся ласкать писечку губами и языком. Вот тут звуки и прорезались. Да какие звуки. Тётя выла волчицей, стонала, рычала и орала так, что скотина в стайке откликнулась.
Не знаю, сколько раз кончила моя тётя, я всего один. Второй не получилось, как я ни старался. Так и уснул, примучив тётку, со своим писуном внутри неё.
Нравится мне сношать утреннюю писю. Она вся такая мокренькая, расслабленная, мягкая. И весьма отзывчивая. И сам я почему-то утром намного быстрее кончаю. Развернув тётю к себе задом, лёжа на боку, вдалбливал в неё свой колышек. Выплеснув сгустки спермы тёте в писю, откинулся в сторону.
Лежи хоть сколько, а вставать надо. И ещё сегодня девчонки от бабки должны приехать. Надо бы успеть до их приезда тётю разок напялить.
Расслабилась тётка, посчитав свою миссию выполненной, трико в сторону, халатик надела. Трусы тоже. Да разве ж это проблема, трусы стянуть. Только мелькнули, улетая в угол комнаты. А тётя уже на животе распласталась поперёк кровати. И не успела встать раком, как заполучила в свою письку елдак племяша. Не заботясь о её ощущениях, о том, кончит ли она, нет ли, драл грубо, практически насилуя. А ей такое сношение понравилось. Мазохистка, мля. Надо учесть на будущее. Все эти её разговоры о том, что надо ласково попросить, в сторону. Загнул, заголил, всадил.
Каникулы промелькнули мигом, вот и в школу пора. И начались у нас с младшенькой ежедневные занятия любимым делом. И в ротик я её, и в писечку, и промеж ножек. Ничего не изменилось. И она мне свою писю подставляет поласкать языком. Доводилось и тётю загнуть иной раз. Мало ли мест. Только старшая сестра оказалась обойдена моим вниманием.
Сено мы скидывали с сеновала в сарай. Я сверху сталкиваю, сестра принимает, раскладывает. Пожаловалась, что устала. Я предложил ей местами поменяться. Она наверх забралась, подаёт, я принимаю. Снизу очень хорошо видно всё, что у нее под подолом. Голубенькие трусы, чулки с резинками, слегка покрасневшая от холода полоска кожи между чулками и трусами. И когда она спускалась по лестнице, повернувшись ко мне задом, в самом низу поймал её, прижал к лестнице, подол задрал. В трусы рукой лезу.
— Ты что? Не надо! Перестань! Я обижусь!.
— Ты что, девочка?
— Нет.
— А что тогда?
— Нехорошо так, с братом. Тебе мамки мало?
— Так мамки сейчас нет.
Разговариваем, а я трусы с неё стягиваю. Она сопротивляется, но как-то вяло.
— Отпусти, а то обижусь.
— И что?
— Разговаривать с тобой не буду. Ой, мама! Ну не надо!
Это я трусы с неё стянул и к пиписке приставил головку, начал проталкивать.
— Ну не надо, зачем ты так?

Один раз с мамой

Ремонт у сестры

Игры с сыном