кукла марионетка. Я оторопело
смотрел из-за решетки на то, как мент подобрал большой палец и ввел в Машку всю ладонь. Его напарник ухватился за
Машкину куртку и начал стягивать ее через голову, Машкино лицо было закрыто, руки были где-то в комке одежды. Только
между лобком и пупком происходило какое-то шевеление, сопровождающееся стоном жертвы, переходящим в крик боли. Наконец,
менту далось сжать кисть в кулак и он с силой ткнул его вперед, достигнув матки: теперь Машка вопила на переставая, а он
наносил удар за ударом. Кулак был так велик, что все, что происходило внутри, отражалось на животе девушки. Между тем,
куртка уже валялась на полу, а ментенок приспосабливал к задержанной наручники. Сопротивляться она уже не могла, крик
перешел в животное рычание — Машка кончала. Мент засмеялся и вырвал из нее кулак. Он был вымазан кровью. Я видел Машкину
пизду миллион раз, в самых разных состояниях, сам мог растянуть ее до предела, но то, что произошло сейчас было за
гранью. Тут и там были видны тонкие полоски разрывов из которых каплями сочилась кровь.
Ее бросили на спину на стол, как черепаху, чуть придерживая рукой за грудь, когда она начинала подергиваться, пытаясь
перевернуться. Младший из ментов уже был без штанов. Он подошел к ней сзади, раздвинул ноги и ткнулся в огромную Машкину
дыру. Сержант засмеялся. Насильник смутился и начал запихивать палец в анальное отверстие, после долгой борьбы, ему это,
по видимому, удалось, но пока он возился, у него упал член. С серьезным видом он обошел стол кругом и вложил член в
открытый Машкин рот.
Раздался страшный вопль. Минутой раньше, Машка тоже кричала страшно, но не так безнадежно. В болевом шоке мент схватился за девчонку,
стащил ее со стола, пытаясь освободиться, и потерял сознание. От неожиданности сержант отскочил назад и оказался в шаге
от обезьянника. Мне удалось просунуть скованные руки между прутьями решетки и зацепить его наручниками за шею. Мы оба
упали на пол и наручники впились в его горло. Я тянул изо всех сил. Он хрипел и сучил ногами. «Отпусти его, нахрен,
убьешь же!», — почти визжала Машка. Скорее по привычке, я выполнил ее просьбу. Освободившийся мент сперва дважды ударил
меня ботинком по кистям рук, а потом в голову.
Пришел в себя я уже в больнице. Кисти рук были в гипсе, голова зашита и забинтована. Тошнило. Рядом на стуле сидела Катя
и что-то читала. Выяснилось, что Машка тоже лежит в нашей больнице. Нас бы, наверное, забили до смерти, если бы не Катя.
Она твердо решила дожидаться нашего освобождения на ступеньках «мусорки», и сидела там до тех пор, пока, не услышав все эти
жуткие вопли, не побежала в отделение. Там она сумела как-то разбудить дежурного. Капитан знал и меня, и Машку.
Двоих своих придурков он знал еще лучше. Когда приехал наряд, то я, Машка и сопляк были без сознания, а сержант сидел,
пьяный в соплю, с пистолетом и никак не мог решить, что лучше: застрелиться или добить раненых и спрятать трупы.
История получила огласку и наше исключение из института стало неизбежным. Ректор искренне хотел помочь нам, и сделал это с
мастерством опытного администратора. Кого-то отпустили в академический отпуск, а остальным предложили досрочно защитить
диплом. Пока я валялся в больнице, Катя не только написала свой диплом, но и скомпоновала мой, из хлама валявшегося в
моем компьютере. Защита проходила в маленькой аудитории, я был еще в гипсе, и мой доклад, со стороны выглядел,
наверное, весьма комично. Мы сидели втроем в маленьком кафе и пили кофе с коньяком. Мы с Машкой налегали на коньяк, а
Катя на кофе. Удивительно, но мы с Машкой никогда раньше не говорили о своем будущем. Студенческая жизнь казалось вечной.
И вот она неожиданно закончилась. Катя рассказывала о аспирантуре в Голландии для себя и для меня, о том, что Машка поедет как
моя жена. Но у меня были другие планы.
Я завязал с биохимией и уехал в другой город, изучал философию и историю, работал журналистом и продолжал бороться
против всего на свете. Девочки осели в Нидерландах, быстро получили гражданство, Катя защитилась, преподавала, потом
работала в крупной корпорации, Машка стала фотохудожником. Они переезжали пару раз с места на место, и тогда, возвращаясь
изредка в родительский дом, я находил там письмо с новым адресом и короткой припиской: «Тебя тут всегда ждут!»
Однажды я застрял в Европе после большой демонстрации антиглобалистов. Билетов на самолет не было и я оказался в автобусе
с ватагой веселых голландцев, выскочивших, невзначай, из книжки Шарля де Костера. Под потолком вился сладкий дымок, я
откинулся на сидении и достал из кармана затертое письмо. В Амстердаме — зашел в сексшоп за подарками, сел в местный
поезд и вскоре оказался в благополучном пригороде. На стоянке велосипедов я выбрал не слишком броскую модель, с не
слишком прочным замком, и, полагаюсь на интуицию, двинулся к цели. Я никуда не торопился, поэтому дом нашел сразу.
Ограды не было. Просто подошел к стеклянной двери и нажал на кнопку. Мальчик лет семи встал к двери стой стороны и что-то
сказал по-голландски. Я пожал плечами. Мой юный собеседник помотал головой и попытался что-то объяснить мне на пальцах.
Очевидно, считал глухонемых нищих, посетивших этот квартал за отчетный период. Потом посмотрел на меня недетским
пристальны взглядом и открыл дверь.
Достаточно было взглянуть на белые стены, чтобы понять, что я попал по адресу: здесь жила Машка. «Папа Катя и мама Маша
на работе», — сказал ребенок по-русски. Не то, что я этого не ожидал, но все-таки был шокирован. Улыбнулся — неужели и
меня можно шокировать? Мальчик проводил меня в длинную гостиную с камином в торцевой стене и вышел. Я обернулся —
второй торец гостиной тоже не был покрашен белой краской. Это был фрагмент старой фотографии: у меня была такая, Машка
раньше ее включала во все свои экспозиции. Я пытался остановить грузовик с бревнами, а два черных охранника висели на мне как псы.
Название у нее было «День рождения БББ». Впрочем, бревен, охранников и грузовика на стене не было — только мое
искаженное яростью лицо.
Я не стал доставать подарки из своего рюкзака. Это была бы неудачная шутка. Пошел дождь, я накинул ветровку, и, в
удовольствие покрутив педали, был уже в двух минутах езды от станции, когда мне навстречу, с пробуксовкой, пронеслась
белая БМВ. Мня показалось, что я узнал водителя, но машина не остановилась. Те кто за рулем, редко вглядываются в лица
велосипедистов. Даже в Голландии.
Е-mаil автора: i.shmyакоv@mаil.ru

Я мама и брат

ДРУГ, ОН И В АФРИКЕ ДРУГ

Я очень люблю свою маму…