ЕСЛИ ВАМ ЕЩЕ НЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 18 ЛЕТ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ЭТОТ САЙТ!!!
Эротические рассказы
решал свою и ее судьбу. Отворачиваясь к окну, бил кулаком в деревянную стену. Он ненавидит насилие, и красивая глупая кукла осталась с ним.
Сергей осторожно опускается рядом, опираясь на локти. Вспоминает Ольгу и детину в школьном коридоре. До звона в ушах хочет прикоснуться к белой груди, украшенной темной выпуклой точкой. Забинтованные руки мешают, и с тихим стоном он падает губами на манящее полукружие. Она выгибается, прижимает к себе его голову, зарываясь пальцами в отросшие темные волосы. И когда его разорванное сознание уже готово покинуть тело, отлетая за грань очередного наслаждения, она говорит:
— Ты подумай о чем-нибудь плохом, это поможет продержаться. Я тоже хочу…
Он послушно вспоминает простреленное тело матери.
Девушка тянет его за бедра, устраивая подростка между раскинутых ног. Природа берет свое, заставляя Сергея двигаться в извечной тяге оставить свой след на этой земле. Зина дышит часто и тяжело.
— Еще немножко, Сережа. Пожалуйста.
Он, конечно, не выдерживает, падает лбом на ее плечо и слышит в голове звенящую пустоту.
Октябрьские обжигают холодом, и мальчишки спят вместе, прижавшись друг к другу. Еще пока не морозит, но вокруг одинокого человеческого жилья начинают собираться собаки. К дому приходится пробираться, отпугивая их палкой. Громадный матерый вожак провожает тяжелым взглядом каждого, кто проходит по его территории. Дети слушают по ночам тоскливый вой стаи, пробовавшей человеческое мясо.
— Их еще больше стало, — испуганно говорит Сашка.
— Ну, да, — отвечает Димка, — привыкли, сволочи, что их здесь нет-нет да и подкормят. Петьку два дня жрали.
В конце октября Ромка пришел домой злой, как черт. Заплаканные пацаны боялись даже вздохнуть. Обжег горящим взглядом Сергея, только что вышедшего из спальни, выматерился сквозь зубы.
— Повеселился, молдаванин? Готовься, скоро на работу пойдешь.
Мальчишки сидели в уголке, не поднимая глаз.
— Че застыли? — заорал он на них, — костер разводите. Замерзнуть хотите?
Димка схватил палку и сорвался с места Ромка мерил комнату размашистыми шагами.
— На рынках охрана, на вокзале ментура. А я даже ножа с собой не взял.
Он подошел к Сергею, сидящему на своей постели, присел перед ним на корточки.
— Жрать нечего, дружище.
— Ромка, Ромка, — залетел в дом Димка, — собаки там, я боюсь.
— Собаки? — встрепенулся парень. — Собаки — это хорошо.
Рывком поднялся на ноги, бросился в комнату.
— Рома, — выкрикнула Зинка вслед.
— Сидеть, — цыкнул он на нее, — его никуда не пускай. Не хватало, чтобы шкурку испортили.
Из комнаты вышел, улыбаясь, как сумасшедший, и поигрывая финкой.
— Маловат, конечно, но…
Опять опустился перед Сергеем, глядя в глаза с веселой злостью.
— Сиди здесь, придурок, что бы ни случилось. Димка, Сашка, — выкрикнул, не отрывая взгляда от растерянного лица напротив, — ищите, что потяжелее. Пойдем ужин добывать.
— Я с тобой, — сказал Сергей.
— Еще чего не хватало, — Ромка поднялся на ноги и теперь смотрел на подростка сверху, — ты мне живой и красивый нужен. Если выйдешь — пырну ножом, ты меня знаешь.
Выскочил из дома, раздав пацанам незлые подзатыльники. Они побежали за ним весело, как на праздник.
Ромка стоит перед собачьим вожаком, глядя в тяжелые глаза, читая в них приговор. Окружающие шавки наматываюткруги, опасаясь подходить без приказа. За спиной восемнадцатилетнего пацана стоят двое мальчишек. У Димки в руках топорик, у Сашки — лопата.
— Бить только на поражение, — говорит он им, — если раните, они с ума сойдут. Либо по голове, лучше по носу, либо ломая хребет.
Его сознание уже давно балансирует на грани сумасшествия. Он снимает рубашку, обнажая изуродованные плечи. Той же рубашкой оборачивает левую руку.
Детский дом. Три года назад.
— Ну, что, пацан, — Ромка слышит спокойный знакомый голос, — дерешься ты неплохо. Пошли, поговорим.
Медленно оборачивается, злобно оскалив зубы. Перед ним стоит высокий восемнадцатилетний парень. Он даже вспоминает, как его зовут: Костя.
— Скажи спасибо, что не грохнул сразу, — шипит восемнадцатилетний мальчишка, — много вас, козлов, развелось.
Выше локтей, со спины его цепко хватают чьи-то руки
— Не рвись, пацан, — от души советует первый, — мы хотим просто поговорить.
Ромку заводят в темную кладовку, кидают на кучу тряпок. По плечу больно бьет швабра. Он сжимается в комок, загнанным зверем смотрит на троих выпускников.
— Не бойся, чемпион, — дружелюбно сообщают ему, — убивать не будем. Пока.
Костя поворачивается к друзьям.
— Ну-с, господа, — говорит, выделываясь и ломаясь, — какие у нас имеются претензии к подсудимому?
— Этот козел, — начинает один — уродливый и огромный, — меня по печени ударил. До сих пор болит.
— Ай-я-я-й, — театрально качает головой высокий стройный красавец, — а за что? Возможно, потерпевший, вы сами в этом виноваты?
Громила похабно ухмыляется:
— Я только хотел Сашке помочь с домашним заданием. Он сам попросил. А этот придурок налетел и сразу по печени.
Костя поднимает взгляд к потолку. Лицо выражает искренние соболезнования.
— Как некрасиво, — говорит он, переводя взгляд на Ромку, — мешать учебному и воспитательному процессу. Есть что сказать в свое оправдание?
Ромка улыбается злой улыбкой.
— Суки, да вы же трахали его. Домашнее, б***ь, задание.
Костя хватает его за волосы, больно ударяет затылком о стену. У Ромки темнеет в глазах, но он все равно улыбается.
— Не твое дело, сучонок. Ты здесь без году неделя, не тебе качать права.
Убирает руку, почти нежно поглаживает по волосам. Ромка раздраженно мотает головой: — Отвали, сволочь.
— Каков приговор? — обращается «судья» к подельникам.
Громила и молчавший до сих пор коренастый парень дружно опускают вниз большие пальцы.
— Я рад, друзья, что наши мнения совпали, — удовлетворенно говорит Костя, — остался маленький нюанс. Как будем, собственно, действовать?
Собеседники недоуменно переглядываются.
— Как обычно, — отвечает громила, — выбьем передние зубы. Я сзади, ты — спереди.
— Скучно мыслишь, товарищ Евгений. Шире надо смотреть. Для этого у нас есть контингент и помладше. Предлагаю оставить автографы. Нож.
Громила-Женька протягивает хороший перочинный ножик. Костя проводит большим пальцем по лезвию, радостно улыбается.
— Ну, держите его. Пасть заткните, а то всех перебудит.
Ромку хватают в четыре руки, затыкают рот вонючей грязной тряпкой. Срывают рубашку с плеч, обнажая спину. Он мычит в кляп, рычит и захлебывается рвотой, когда спину начинают неспешно полосовать отточенным лезвием.
Приходит в себя, с трудом фокусируя зрение. Лежит на животе, на спине мокрая от смеси крови и воды рубашка.
— Очухался, чемпион, — говорит Костя из темноты, — здоровый черт.
Приближает к лицу улыбающиеся губы, шепчет на ухо, обдавая горячим дыханием:
— Скажешь кому хоть слово — глаза выколю.
Он уходит, оставляя Ромку в бессильной ярости. Через неделю пацан сбежал, прихватив с собой семилетних близнецов Сашку-Димку, десятилетнего Петьку, и измученную Зинку.
Сейчас
Вот он стоит напротив матерого пса. Он такой же, как этот зверь.
— Не подходить, — шипит сквозь зубы мальчишкам, которые подперли ему спину, — не подходить ко мне.
Вожак стаи скалит зубы, но не рискует сделать первый шаг. Это всего лишь собака, а не волк. Тот уже прыгнул бы. Воздух наполняется заунывным воем и коротким тявканьем. За спиной вожака пара крупных кобелей. Не густо, видимо, главарь опасается конкуренции. А если так, то они не подойдут до конца драки. Будут ждать исхода поединка. Все, как у людей.
— Ну, — шепчет Ромка, — ну, давай.
Пес, пружиня лапы, бросается на него. Оскаленная вонючая пасть нависает над ним. Тягучая слюна падает на грудь, он напрягает мышцы левой руки и блокирует зубы зверя, рискуя венами. Ему нужна всего лишь секунда. Он получает ее, когда пес вонзает зубы в руку, разрывая ткань рубашки. Правой рукой с зажатым в ней ножом Ромка несколько раз сильно бьет собаку в нос. Пользуясь мгновенным замешательством зверя, прокручивает в руке лезвие и втыкает его в собачий глаз. Валит зверя на спину, разжимает клыки и взрезает ему глотку. Стая, потерявшая вожака, начинает выть.
— В дом, — орет Ромка мальчишкам, — все в дом. Спиной не поворачиваться.
Мальчишки пятятся назад. Пыхтя и потея, они тащат за собой собачье тело.
На несколько дней стая оставит их в покое, пока не появится новый вожак.
Сергей смотрит, как Ромка смывает с себя кровь. На левой руке следы собачьих зубов. Зинка плачет, пытаясь помочь, он отстраняет ее от себя:
— Фигня, почти не добрался. А вот рубашка в клочки. Придется у молдаванина взять.
Он подходит к подростку, вытирается рваной рубашкой, оставляя на груди кровавые разводы.
— Как самочувствие? — спрашивает тоном врача.
Сергей, пятясь, отходит к стене.
— Хорошо.
Несколько недель назад Ромка снял повязки с его рук и сам принес лекарство.
— Вот и славно. Потому что завтра на работу пойдешь ты.
Собаки получают остатки вожака, грызутся из-за костей, устанавливают новый порядок в стае. Все, как у людей.
Сергей слышит приглушенный разговор из комнаты, вскидывает голову, напрягает слух.
— Рома, — Зинка говорит почти умоляюще, — чего ты от него хочешь? Отправь его опять на рынок. У него неплохо получалось.
— Рынок давно занят братками, — огрызается Ромка, — прошли простые времена.
— Тогда на вокзал, или с собой возьми.
— Зина, — Ромка раздражен ее тупостью, — я сам не в законе. Рано или поздно, но меня вычислят. А подчиняться никому я не собираюсь. Мне нужна своя ниша.
Девушка опять плачет. Ромка начинает тяжело и угрожающе дышать, он ненавидит ее слезы.
— Да что с тобой? — наконец, взрывается.
Она срывается почти на крик, даже мальчишки удивленно переглядываются и пожимаютплечами.
— Я на все для тебя готова. На все, потому что люблю тебя. Боюсь, что ты бросишь меня.
— Я знаю, — спокойно отвечает Ромка, — знаю.
Он выходит из комнаты и сталкивается с Сергеем взглядом.
Подросток ложится на свою подстилку, кутается в телогрейку, которая служит ему одеялом. Отворачивается к стене и понимает, что все неправда. Глотает выступившие слезы, вытирает нос грязным рукавом. Два