замороженная, смотрит вперед.

— Мама, — он дергает ее за руку, она поворачивает к нему побледневшее лицо.

— Сережа…

Он подхватывает уже мертвое тело, прошитое очередями. Видит, как ее кровь заливает его рубашку и руки.

— Мама!!!

Пытается нести ее тело, ставшее неожиданно тяжелым, но тот же мужик, что оттащил его от старичка, снова хватает мальчика за одежду, отчего та жалобно трещит.

— Беги, дурак! Она мертва. Беги!…

Человеческая лавина увлекает его за собой, чьи-то ноги спотыкаются о тело матери, топчут, подбрасывают. Сергей бежит за неизвестным мужчиной, глотая слезы и запирая внутри дикий крик.
— Беженцы, беженцы, товарищи беженцы, — говорит в мегафон приятный женский голос, — только не паникуйте. Мы постараемся вывезти всех. Вас ждут автобусы с белыми флажками. Взрослые, берите детей на руки в целях экономии места. Убедительная просьба: брать с собой только самое необходимое.
Мальчик все так же держится за клетчатой рубашкой, которая обтягивает широкие мужские плечи. Он впервые в жизни остался один и оказался к этому не готов. Ему неожиданно стало не о ком заботиться.
— Саша, — слышит мальчик тихий женский голос, — мы не можем его бросить.
— С чего это не можем? — отвечает ей глухой мужской рокот. — Да я понятия не имею, кто этот пацан. Может, он преступник. Нам бы самим выкарабкаться, а ты хочешь его на меня взвалить.
Сергей понимает, что речь о нем. Он отодвигается от широкой надежной спины, горбит плечи, скрючивается в незаметный комок.
— Мальчик с вами? — слышит он сверху.
— Да, — выкрикивает женский голос.
Его усаживают в автобус рядом с семейной парой.
Старый «Икарус», выбрасывающий в воздух клубы черного дыма, увозит в себе отчаяние и боль. Пересекая таможенную границу, он высаживает их уже в другом государстве.
— Товарищи беженцы, — очередной женский голос пытается перекрыть звуки толпы, — прошу вас не паниковать. На привокзальной площади развернута полевая кухня, там же стоят палатки благотворительных организаций. У кого есть родственники в Украине или России, сообщите волонтерам, они попытаются с ними связаться. Порядок в лагере поддерживают казачьи разъезды. Со всеми вопросами, касающимися сохранности имущества и прочего, обращайтесь к атаману или его заместителю. Мы постараемся помочь всем. Кто ранен — пройдите в палатку с красным крестом.
— Родные у тебя есть? — спрашивает мужик Сергея, пока симпатичная медсестра бинтует тому руки.
Мальчик мотает головой. Тетя Галя из Краснодара умерла в прошлом году. Где его отец, он не знает. Мир в одночасье развернулся, вышел из границ двухкомнатной квартиры и превратился в неприветливую пустыню без конца и края.
— Значит, так, — продолжает мужчина, — мы едем к моей сестре во Владивосток. Ближе никого не нашлось. Через границу с Россией я тебя перевезу, но там… Извини, пацан, нас самих не очень ждут. А в России попробуешь как-то устроиться. Страна большая, места всем хватит.
Их везут в Киев. Автобус с белым флагом «Из Приднестровья» подпрыгивает на ухабах. Сергей дремлет, прислонившись к спинке сидения. Сквозь марево, заполнившее голову, до него доносится, как кто-то рыдает, кто-то молится, кто-то бормочет про себя. Слышит, как горько плачет чей-то ребенок:
— Мамочка, мама.
Мальчик закрывает уши руками, пригибает голову к коленям и бормочет про себя:
— Мамочка… Мама…
А ребенок все не успокаивается, и они плачут уже оба. Только тот маленький и ревет в голос, а Сергей негромко всхлипывает.
Кому повезло с украинскими родственниками, останется в Киеве, другие поедут в Россию. Та женщина, что уговорила мужа взять его с собой, тормошит мальчика за плечо:
— Что ты будешь делать?
— Я не знаю, — он раскрывает мутные глаза, — попробую найти работу. Мне скоро исполнится шестнадцать.
— Мы не можем взять тебя с собой. У родственников с работой трудно, зарплату почти не платят. Ты попросись в кафе полы мыть, глядишь возьмут. Хотя, говорят, беженцев нигде не берут. Но может, хоть за еду устроишься.
— Саша, — оборачивается она к мужу, — давай до города его довезем. Куда он один в чужой стране?
— Катя, — раздраженно отвечает мужчина, — это не от нас зависит.
— Один лишний билет много стоить не будет. Деньги у тебя есть, я видела, как ты доллары в карман прятал. А в портовом городе мальчишка как-нибудь устроится.
— Ладно, — отмахивается муж, — но едва сойдем с самолета, чтобы я этого пацана больше не видел.
Сергей протирает стекло рукой, смотрит на клубы пыли. Ему кажется, что Владивосток — это где-то на краю земли. Усиленно вспоминает уроки географии. Это там, где море и много кораблей.
— Граждане, — киевский волонтер собирает вокруг себя поредевшую толпу отчаявшихся людей, — сейчас те, кто едет в Россию, получат удостоверения беженца. С ним вы сможете приобрести билеты до места назначения. Российская сторона предупреждена и препятствий чинить не будет У кого нет удостоверения личности, называйте полные имя, фамилию, отчество. В России сразу обращайтесь в миграционные службы, они займутся восстановлением ваших документов. У кого нет денег, обращайтесь в палатки общественных организаций, они постараются вам помочь.
— Это мой двоюродный племянник, — говорит мужчина, положив руку Сергею на плечо, — Мы едем во Владивосток к моей сестре. Нам нужны билеты на самолет от Москвы.
Усталый работник киевской миграционной службымолча кивает и привычно заполняет бумажки, дающие право на пересечение границы.
— Спасибо, — говорит Сергей попутчикам во владивостокском терминале, — за все.
Маленькая полная женщина порывисто обнимает его.
— Удачи, сынок, — она вытирает слезы.
Ее муж, пряча глаза, сует мальчику мятую стодолларовую купюру.
— Ты извини, пацан. Все, что могу. Иди к властям, проси помощи.
Сергей бы отказался, но… Он понимает, что эти деньги — его единственное подспорье. Эти люди — взрослые, у них есть родственники. А он — еще ребенок, который оказался в чужой стране с небольшой кучкой никому не нужных молдавских бумажек и советским паспортом матери в нагрудном кармане. Мальчик провожает тоскливым взглядом удаляющиеся спины
— Эй, шкет, — слышит он веселый голос, — куда едешь? Где родители?
К нему подходит таксист — коренастый мужчина в засаленной кожаной куртке.
— Погибли, — тихо отвечает Сергей.
Мужик в удивленно смотрит на мальчика без вещей, одетого явно не по приморской погоде. Откуда он взялся? С неба, что ли, свалился?
— Так ты один? А откуда прилетел?
— Из Приднестровья.
— Что?
Таксист присаживается на соседнее сидение, снимает кепку.
— Это там, где стреляют? — спрашивает он.
Мальчик кивает, на глаза опять наворачиваются слезы.
— А куда теперь? Не знаешь? Садись, отвезу в город.
— У меня нет денег, — срывающимся от плача голосом говорит Сергей.
— За так отвезу.
Старая машинка с правым рулем встраивается в поток автомобилей.
— Иди в администрацию, — советует таксист, — хотя, по правде сказать… Никому ты здесь, парень, не нужен. У самих забот хватает. Тут на днях сказали, что скоро психов на улицы будут выпускать. Кормить нечем, а здесь лишний рот из чужой страны.
Водитель раздраженно хлопает по рулю.
— Вот житуха настала. Раньше одной страной были, никаких границ, никакой войны, а тут на тебе… Вы, оказывается, уже другое государство. Документы хоть есть?
Не дожидаясь ответа, продолжает говорить:
— Я тебя на вокзале высажу, оттуда пассажира возьму. Хоть поездку оправдаю. Рядом с вокзалом мэрия, туда иди.
Сергей только кивает, глядя через стекло на незнакомый город. Мимо проносятся неизвестные машины, мелькает приморская природа. А с правой стороны ласковым голубым глазом подмигивает Тихий Океан, где на рейде гордо стоят военные корабли. Мальчик вспоминает, как однажды они ездили отдыхать в Одессу, и Черное море заманивало его своей глубиной.
— Мама, — кричал он ей тогда, — я стану капитаном.
— Станешь, станешь, — смеялась она в ответ, — только школу сначала закончи.
— Мама, — обещает он ей сейчас, — я обязательно стану капитаном.
Он не знает, что такое беда. Не было в его жизни беды кроме той, когда ушел отец. Тогда казалось ему, что мир погас. Вместе с ним. Молдавское лето превратилось в лютую зиму, где царит полярная ночь. Но время прошло, лето вернулось, мир снова расцвел.
Не было в его жизни горя, потому что жизнь у него была короткая. Поэтому и не знает мальчик, как называется то, что рвет его сейчас изнутри, заставляя плакать. А дай волю, и рыдал бы навзрыд, как тот малыш в автобусе. Ему так плохо, как будто злобный карлик залез под кожу, и режет жилы маленькими ножницами. Злобно плюется прямо в сердце горячей слюной, которая прожигает там дыры.
Не знает Сергей, что это чувство называется отчаянием. Потому что это чувство для взрослых людей, а дети знать о нем не должны.
— Доллары, иены, фунты, — по вокзалу ходит меняла с сумкой через плечо, — курс выше банковского.
Сергей протягивает сотню, получает взамен пачку купюр.
— На сколько мне этого хватит? — спрашивает он.
Молодой парень удивленно смотрит на него.
— На месяц, если экономить. А ты, вообще, откуда?
Выслушав ответ, почесывает затылок.
— Ясно. Подожди меня. Я сейчас закончу работу, потом что-нибудь придумаем.
Сергей отходит в сторону. Он пока не слишком голоден, его кормили в самолете, а деньги надо беречь. К меняле подходит накачанный тип в кожаной куртке, внимательно слушает, бросает взгляд на потерянного подростка. Что спасло его и сейчас, мальчишка не знает, но волчьи глаза сутенера вызывают страх. Сергей выходит на темнеющие улицы и теряется в толпе.
— Пирожки, беляши, — выкрикивает пронзительный женский голос.
— Книги из собраний сочинений, — вторит ей глухой мужской.
— Ордена, медали, советские монеты.
Страна распродается по частям.
Сергей садится на лавку под памятником Ленина.
— Нужна комната? — спрашивает чья-то тень.
Мальчик качает головой. Деньги надо экономить. Переночевать можно и здесь. Он закрывает глаза и отключается от окружающего шума. Просыпается тогда, когда его начинают обыскивать. Открывает глаза, собирая голову по осколкам, выныривает из тяжелого

Не планировали, но случилось

Как зять тещу ебал

Как здорово отдохнуть в деревне