товарища командир! — весело ответил Стас, пытаясь изобразить, как он вытянулся по стойке смирно, не вставая с полена, на котором сидел. — А вот я тебе наряд вне очереди, — пригрозил я. — Не полагается, товарищ командир, — отшутился Стас под общий хохот: — Я же командный состав. — Ну в таком случае, командный состав, ты у меня сейчас в штрафбат отправишься. Заодно и всем прочим наука, не шутить, когда боевой приказ отдают. — Да ладно, ну чего ты, в самом деле? — примирительно сказал Стас. Но я уже начал заводиться. — Значит так. Решением военного трибунала в моём лице, товарищ старшина, за нарушение устава, отправляется искупать вину кровью… — Вот же ты вредный какой, — с намёком на обиду сказал Стас: — Ну, говори уже, где там искупать-то предстоит? — Пойдёшь в разведку… — Товарищ командир! — вдруг раздался пронзительный голосок у меня над ухом: — Товарищ командир, за что такое недоверие? Я справлюсь и одна. Мне охраны не надо… — А Вам, партизанка Иванова, охрана и не потребуется. Будете охранять лагерь. — Ты это специально, нарочно, да! — выкрикнула Ленка мне в лицо и вдруг… разревелась. Разревелась и убежала. Я посмотрел ей вслед, затем обвёл взглядом всех ребят.
Никто не смотрел мне в глаза. Все сосредоточенно пили чай. И молчали. Даже Стас. — Я… сейчас, — сказал я, обращаясь ни к кому, затем поднялся и пошёл вслед за Ленкой. Она стояла за палатками. Я подошёл к ней и — наконец-то — обнял её за плечи. Но она вырвалась и неожиданно яростно бросила мне упрёк: — Ну что ты мне поиграть не даёшь? Почему всем можно, а мне нельзя? Что ты такой… такой вредный? Ну упиваешься ты, что командир — ну и ладно. Может тебя прёт от этого, да мне по фиг от чего тебя прёт. Но что ты не можешь как человек. Ну дай поиграть? Ну, хочешь я тебя попрошу? Вот смотри, на колени перед тобой встаю, прошу — дай поиграть мне, а? Ну чё те, жалко что ли? Девушка, о которой я только мечтал до сего момента, моя недоступная и желанная Лена стоит передо мной на коленях. Я выдумывал тысячи способов, как соблазнить её — такую недосягаемую… И вот… Неужели она предлагает мне — себя? Вот так? — Лена, Лена, милая, ну что ты, — я пытался поднять её: — Ну не надо… — Нет, надо! Я сейчас кричать буду. Я всех сюда позову. Пусть видят, как ты меня унижаешь… Её ловкие пальчики ухватили меня за самое ценное. И ухватили не совсем аккуратно. Чёрт, неприятно же. Что творится у неё в голове, что за странные вспышки то любви, то ненависти? К чему эти метания? — Лена, но ведь это неправда… Блин аккуратнее же! — Мне плевать. Я хочу играть. Всем можно. Светке так вообще роль немецкой шлюхи дали, а мне ничего. Вообще ничего теперь нельзя что ли, так? — Да можно, но… — Никаких «но». Я сейчас закричу! — Лена… — Или разрешай, или я кричу, что ты меня насилуешь! — Чёрт! — Уже кричу, последний раз предупреждаю! — Ладно, разрешу… — скрепя сердце выдавил из себя я. — Правда? Ой, какой ты хороший! — она вскочила с колен и неожиданно поцеловала меня. — Только… — заикнулся было я, но тут же был остановлен её ледяным взглядом. — Что «только»? — это была совсем не та девушка, которая только что целовала меня.
Теперь уже и в фантазиях я не смог бы представить, что Лена может встать перед кем-то на колени. Теперь это была фурия, госпожа и повелительница, прихоть которой закон, а какой-то презренный — то есть я — осмелился в этом усомниться. О, в её холодных глазах явственно читалось, что расправа с наглецом уже близка. Ну хоть дайте последнее слово, Ваша Честь? — Лен, я чего сказать-то хотел… — Ну говори, командир, — бросила она чуть не презрительно. — Лен, если они тебя ещё раз… — То что? — Что-что, — вскипел я: — А то, что кровь за кровь, вот что. Не знаю, чего ты думаешь о себе, обо мне, но только, Лена, знай, ты мне не безразлична и если тебя кто обидит, если хоть капельку крови твоей прольёт, хотя бы и случайно — то вот тебе моё слово, я не стану слушать про то, ты ли это сама просила или нет. Я возьму топор и зарублю гада, кем бы он ни был. Наверное я говорил это действительно убедительно, потому что она вдруг отшатнулась от меня и странно так посмотрела. А затем сказала: — Ты придурок, — сказала она, отступая на шаг: — Псих! — выкрикнула она, отступая ещё дальше: — Маньяк психованный! И убежала. А я скрипнул зубами от досады, застегнул ширинку обратно и поплёлся за ней вслед, пытаясь придать себе как можно более пофигистический вид. На поляне народ уже приканчивал завтрак. Ребята перешучивались, где-то среди них затесалась и Ленка. Не знаю, что она им успела наплести, но все головы повернулись в мою сторону с невольным приглушённым возгласом «о-о-о», полным не то зависти, не то насмешки, не то я уже сам не знаю чего. Разрядил ситуацию своевременный вопрос Стаса: — Ну что, командир? Пойдём как вчера? Руки с бутербродами застыли у ртов, десятки глаз сверлили меня. И что я мог им сказать? * * * Сидя в мертвятнике, я думал, что на войне как на войне. Даже если война игрушечная, то думать надо о ней, а не о своих душевных метаниях. Атака наша попала аккурат под пулемёт.
Повезло ещё, что фрицы начали палить издалека, и мы успели убраться за спасительные кусты почти без потерь. Но дальше все наши попытки подобраться к дзоту были обречены на провал — а мы все шли, пёрли как на танк с шашкой. И вот, все сидим теперь в мертвятнике, пьём пиво в компании с несколькими немцами, которых нам каким-то чудом то же удалось подстрелить. Хорошо хоть ребятам весело, потому что командир из меня хреновый. Гнать меня надо с командирства, вот что. А вот и мастер вернулся. Пойду, изображу жажду деятельности, а то так просто сидеть уже никакой мочи нет. — Отреки же мне, страж царства тьмы, доколе нам тут портянки сушить? — нарушил я почти интимную идиллию вокруг мастерского костерка. Никитка аж поперхнулся, а его девицы вздрогнули. Ну и ладно. Пока я доволен произведённым эффектом. — Во-первых, — с горячностью, свойственной всем слабакам, наивно думающим, что человека в очках бить не будут: — Не Царства Тьмы, а Царства Мёртвых. Я не злодей, а абсолютно нейтральный Страж на грани миров… — Кончай уже, страж за гранью, — нарочито грубо оборвал я его. Нет, я вовсе не собирался отбивать его девиц. Тем более, что они и не его, а так, просто на огонёк заглянули. Что может быть лучше на игре, чем зайти в гости к мастерскому костерку — самому лучшему месту, если хочешь быть в курсе всех игровых сплетен и интриг.
Поэтому сейчас они сидят вокруг этого недомерка и, глядя ему в рот, слушают его, но только ему всё равно ничего не светит. И, однако, мне приятно лишний раз унизить его на людях — а то ведь то же мне страж выискался. Пусть знает своё место. И, между прочим, скажет спасибо, что я его не пнул. — А спорить с мастерами… — Слышь, ты! Горе-мастер! Заткнись уже и давай по делу. Нам тут сколько ещё сидеть? — Если будете спорить с мастерами — то до конца игры. — Врёшь, — спокойно возразил я, кладя ему руку на плечо, отчего бедняга даже сжался: — Максимум до вечера, пока боевое время сегодня не кончится. Ну, так сколько ещё сидеть? — Всё, боёв на сегодня больше не будет. Аут! — развёл руками Никитка. — Как это? — Главмастер сказал, чтоб без него никаких боёв. А его как раз и нету. — Так чего ты тут сидишь! А ну, команда была «встать» и «бегом марш» искать главмастера. Пшёл живо! Но Никитка не двинулся с места: — Ты мне не указ. Придёт главмастер вот он указ! А ты для меня как обычный игрок. Это ты должен мне подчиняться. — Да ну? — А я только главмастеру подчиняюсь. Вот хочешь сам у него спроси. Когда он придёт. — Ага, буду я тут сидеть и ждать. Вот сейчас сам пойду и поищу его… — Да иди, — вдруг согласился Никитка: — Только снарягу оставь здесь, а на голову белую повязку, чтоб сразу было видно, что ты мертвяк и не в игре. И очки не забудь. Без очков не выпущу! Конечно насчёт «не выпущу» это он загнул. При всём желании даже десяток таких как он не смогли бы остановить меня, я бы прошёл и не заметил. Но насчёт очков он всё же был прав. Ведь кто там разглядит или не разглядит эту белую повязку за кустами — сперва шмальнут очередью. А шальным шариком в глаз получить это запросто. — Про очки мог бы и не напоминать. И сам надену, мне мои глаза дороги, — сказал я, доставая очки. — Снаряжение, — напомнил горе-мастер. — Лады, лады. Отнесу сейчас до своих ребят, — сказал я уже миролюбиво. И в самом деле, чего я взъелся на него? Ну сопляк он, слабак, ну и чо теперь, будем его прессовать всем миром? Поди ему и так по жизни достаётся. Может игра это единственное место, где он себя хотя бы человеком чувствует. Шоколадку ему что ли подкинуть?
Пусть поделится с девушками, заодно и я в их глазах не таким злобным букой буду выглядеть. Я скинул рюкзак, порылся среди обойм, запасных аккумуляторов и прочей ерунды, которую привык таскать с собой чисто на всякий случай, чтобы в решительный момент боя, не бежать до лагеря. Где-то в глубинах всего этого хлама, на самом дне нащупал НЗ. Плитка шоколада раскрошилась, но держалась в обёртке. Ну, уж не взыщите, чем бог послал. За неимением лучшего сгодится и такая. — Ребя, присмотрите тут за шмотками моими, — попросил я: — И это, если я не вернусь быстро, а вас уже выпустят, то захватите моё барахло до лагеря. Лады? — Будет сделано, товарищ командир. А сам-то ты куда? — Искать, где черти носят главмастера. — У-у-у, далеко они могут его унести, — пошутил кто-то: — Полигон-то большой. Шутка была никакая, но народ почему-то рассмеялся. Смеялись и наши и фрицы, все вместе. Обычное состояние отходняка после азарта боя. Да, пожалуй зря я гоню лошадей, на сегодня боёв уже действительно хватит. Вот завтра дадим последний и решительный, и… Но тут до моего сознания стали проникать слова. Они летели издалека, со стороны мастерского костра. Рассказывал Никитка: — Да не, вот честное слово не вру! Я же мастер! Я и её спросил, что это, мол, такое — и она подтвердила, что сама настояла. Не знаю, нравится ей что ли. Хотя как это может нравиться. Они же её лупят, да по всему телу,

Февраль

Банщица

Проживание с младшей сестрой в однокомнатной квартире