в общении с людьми. Я это понял каким-то шестым чувством и решил не торопиться срывать плод, пока он сам не созреет.
Знаете, как у Пушкина: «Чем меньше женщину мы любим…», «тем больше нравимся мы ей», — чуть ли не хором мы закончили в ответ. — Но, в то же время, надо было создать ему такие условия, чтобы он созревал быстрее, так как до окончания моей командировки оставалось две недели.
После кино мы зашли в кафе. Она с детской непосредственностью расправлялась с мороженым, а я с видом крутого кавалера пил кофе с коньяком. На нас обращали внимание. Женщины укоризненно поглядывали на меня, а мужики, плотоядно улыбаясь, с восхищением глазели на Розу. Видимо «шашлычок» из черного мясца пришелся бы им по вкусу. Еще бы! Такая красотка, да, к тому же, черная. Это ли не писк моды или особый утонченный шик! Одним словом, мы стали постоянно встречаться, а в свободное от занятий время ездили на Днепровские пляжи. Вода была еще холодной, но загорающих уже было много. Представляете, с каким любопытством они нас разглядывали! От чернокожей красавицы в ярко-красном мини-бикини невозможно было оторвать глаз.
Бабы сатанели, глядя, как их мужики пускают слюни от одного только вида красивой негритянки. Этот захватывающий полу стриптиз мне тоже очень нравился и я, чтобы подогреть интерес к своей персоне, запросто брал ее руку и целовал в ладошку или в жеманно дернувшееся плечико, а то и в черную щечку, когда мы лежали рядом, на песке, и ее головка покоилась на моей руке. Розе это так нравилось, что она закатывала глаза и тихо шептала: «Еще! Еще, милый!». Я начал чувствовать, что она уже прочно сидит у меня на любовном крючке и наступает пора более решительных действий. Роза была очень начитанной, эрудированной девушкой. Она хорошо разбиралась в русской литературе и мировом искусстве. Поэтому наше общение не было молчаливым.
Мы часто обменивались мнением, иногда спорили до хрипоты, отстаивая свою позицию, а когда я явно проигрывал, то затыкал ей рот крепким поцелуем. Она
тут же затихала, а потом набрасывалась на меня, колотя по спине кулачками, крича, что я применяю в споре бездоказательные и запрещенные приемы, которые она вынуждена безропотно сносить в силу своей женской слабости. Да я и сам видел, что стоило мне, как бы невзначай, коснуться ее груди или коленки, как глаза у нее широко раскрывались, дыхание учащалось и, казалось, что она уже еле сдерживает себя, чтобы не наброситься на меня. Ее, бедняжку, видимо, так припекало, что после этих ласк она тут же бежала в воду, чтобы погасить «пожар» между ног. Окунувшись, она ложилась рядом, и я старательно обтирал ее широким полотенцем. Я понял, что в удобную минуту в более интимной обстановке следует применить именно эту тактику, чтобы быстрее уложить ее в постель. И такая минута, наконец, наступила.
 — Роза. А как ты посмотришь на то, если я приглашу тебя к себе в гости? — спросил я, испугавшись такой смелости.
 — В гостиницу? А меня пустят?
 — Нет проблем! — хвастливо ответил я, зная, что проблемы будут и немалые. Надо было уломать старшего администратора, которая сама положила на меня глаз, и дежурную по этажу, любящую «бабки». Но все же мы договорились с ней на субботний вечер. Обстановка упрощалась тем, что напарник по номеру съехал, и я остался один. С тетей Пашей (старшим администратором) я уже договорился, пообещав вечером поздравить ее с днем рождения.
 — Так он будет только через полгода! — та удивленно подняла брови.
 — Мне на такой срок командировку не продлят, — чмокнул ее в подставленные губки.
С ней пришлось повозиться до утра. Она оказалась достаточно тертой мужиками теткой, и отрывалась по полной, выжимая из очередного хахаля все, до последней капли спермы. Узнав о моей будущей чернокожей гостье, она иронически хмыкнула, предложив групповушку на троих, но, глянув на мое суровое выражение лица, снизошла до очередной ночи любви сразу же после негритянки. Потом, осатанев, она так оттрахала меня, что я едва выбрался к утру из-под ее ненасытного тела. Даже в душе меня шатало. Но добро на негритянку я из нее все же вырвал. Дежурная по этажу, тоже хотела испробовать мой член на прочность, но я уговорил ее на элементарную взятку.
Да и тетя Паша строго предупредила, чтобы я не трахал эту вихрастую стерву, а заплатил деньгами, а то Петру Петровичу (хозяину гостиницы) отстегивать будет нечем. Вот так мне пришлось из-за этой чернокожей дивы сражаться на два фронта. Теперь я понял, почему немцы тогда проиграли нам в Великую Отечественную. Боже! Как я теперь понимаю тех мужиков, которые членом пробивали себе карьеру через жен своих начальников. Короче. Купил я бутылку коньяка, шампанского, закуски разной и коробку шоколадных конфет. Это значительно сузило мой командировочный бюджет, но чего не сделаешь ради красивой, хотя и чернокожей, женщины. Ведь такое
может случиться только раз в жизни и то далеко не с каждым.
Ужинали при свечах. Роза говорила, что это в их традиции. В Африке еще далеко не везде есть электричество. Это было мне на руку. Много шутили, смеялись, но во всей этой обстановке чувствовалась какая-то настороженность, натянутость. Мы понимали, что Это скоро свершится и ждали его с каким-то суеверным страхом. Так приговоренный к смерти с ужасом ждет утра, зная, что там его ждет смерть. Пригубливая фужер с шампанским, Роза загадочно взглянула на меня, натянуто улыбнулась и тихо произнесла:
 — Михаил. Ты же не только за этим пригласил меня сюда, не так ли? — указала она на стол.
 — Если честно, то да. Не хочу обманывать, но пойми, ты мне очень нравишься, и я хочу тебя… , — срывающимся голосом тихо ответил я.
 — О-О-О! Понимаю. Я же тоже не бетон…
 — Так за чем дело стало? Раздевайся, — предложил я.
 — Это обязанность мужчины, — усмехнулась она.
Можете представить, каково мне было раздеть эту красотку. Руки тряслись, как в лихорадке, зубы стучали, в горле першило. Она заметила мое волнение, схватила мою голову и крепко прижала к своей пышной груди.
 — Не надо так волноваться, милый. Сейчас я накормлю тебя…
С грехом пополам я раздел ее и уложил в постель. Мигом разделся сам и нырнул к ней под одеяло. От нее пыхнуло жаром, как от раскаленной африканской пустыни. Хотел тут же наброситься на нее, как коршун на беззащитную курицу, но она, прильнув к моим губам, прошептала:
 — Не торопись, милый. Напором меня не удивишь. У нас, в Африке, немало очень темпераментных мужчин, способных загнать любую женщину, словно лошадь на скачках.
 — О! У тебя есть опыт? — съехидничал я.
 — Конечно. Я давно не девочка. Слава богу, двадцать седьмой годок разменяла.
 — Ты была замужем?
 — Нет. Но мужчины у меня были. Но это все не то. Секс и любовь далеко не одно и то же.
 — А чем я тебе приглянулся?
 — Это необъяснимо. Просто, когда я увидела тогда тебя за столом, сердце екнуло в груди, а в голове кто-то сказал: «Это Он».
«Ничего себе признание!», — подумал я, огорошенный далеко идущими планами негритянки.
Ведь дальше банальной кратковременной любовной связи, так сказать, командировочного романа, я не помышлял, а она уже чуть-ли не в жены мои метит. Впрочем, я сам виноват. Она мою длительную джентльменскую осаду, которую я вел с целю только взятия этой крепости восприняла, как ухаживание порядочного человека с серьезными намерениями. Лежу я и думаю: «Приступать или передумать?». Уж очень мне не хотелось осложнять дипломатические отношения между нашими странами своим шкодливым и ненасытным членом.
 — Ты уснул? — спросила она, явно шокированная моим замешательством.
 — Не знаю, с чего начать, — хмыкнул я, целуя ее в плечо.
 — Начни сверху, — усмехнулась она, — только вставляй помедленнее. Так приятнее, — пояснила она.
Я так и сделал, и когда достиг глубины ее тела, она напряглась, и я почувствовал, как мышцы ее тела плотно обнимают и сжимают мой орган. Он у меня вошел в нее на две трети длины. Она, видимо, поняла это, сжав пальцами ту часть, которая осталась не погруженной в ее тело.
 — А чего он не входит? — удивилась она.
 — Некуда. Глубина в твоем «море» для него маловата.
 — Так это весь твой «Хобот»?.
 — А тебе мало?
 — Что ты! Но ты же им проткнешь меня насквозь, — всполошилась она.
 — Ничего. Не впервой. Эх! Где наша не пропадала! — сказал я и так заработал своим телом, что увидел, как в темноте комнаты на едва уловимом черном круге сверкают ее встревоженные глаза.
Мы работали, словно безумные. Она уже не боялась, что я ее проткну. Она так насаживалась на меня, издавая такие утробные звуки, что человеку со стороны они могли показаться воплями рожающей пантеры. Я трахал ее с таким остервенением, словно хотел наказать за все свои потраченные силы во время предварительной осады. Когда мой первый поток устремился в ее лоно, она запустила руку под него, набрала жидкости в ладошку и стала ей умывать свое лицо.
 — Зачем ты это делаешь? — удивился я.
 — От мужской жидкости лицо женщины не стареет.
 — Заливаешь?
 — Сам убедишься, когда познакомлю тебя с моей мамой. Ей сорок семь, а выглядит она моложе меня…
Отдохнув, я просто перевернул ее на живот и стал вставлять свой «хобот» в ее «шоколадную» дырочку.
 — Я тоже люблю это. Только ты просто держи, а работать буду я.
Не успел я удобнее пристроиться, как она заработала попкой так, будто это поршень паровой машины.
Она так точно совершала эти возвратно поступательные движения, что создавалось впечатление, будто тебя погружают в мягкий рот великанши. Было до чертиков приятно, и я часто сливал.
Мы лежали на спине, отдыхали, болтали, как старые друзья, будто между нами ничего не было.
Она повернулась ко мне и тихо сказала:
 — Я еще не отблагодарила тебя, как настоящая африканка.
 — Это как же? — не понял я, ожидая какого-нибудь подвоха.
Сейчас ты ляжешь на меня, вставишь и замри. Не суетись. Только держи. Остальное буду делать только я.
Сказано, сделано. Забрался, вставил, жду. И тут какой-то невидимый мне «Спрут» в ее теле вдруг обвил своими могучими кольцами мой орган и стал его доить. Сначала это делалось очень медленно, но постепенно темп нарастал, пока не перешел

Инцест отца и дочери

Февраль

Насоска