что в кружке портвейн) и сказал – «ладно, Наночка, голубушка сработаемся. Ты принята». На этом его взгляд стал каким-то маслянистым, а плотные губы расплылись в очень странной улыбке, которая мне не понравилась. Это сейчас, по прошествии времени я понимаю, что Кирыч в тот момент мысленно уже раздел меня и лапал своими потными ручищами. А может быть и трахал на своём столе.
Через неделю Кирял начал мне подмигивать, ещё через неделю, заходя в наш опен-спейс, обязательно подходил у моему рабочему месту, заглядывал в компьютер, давал какие-то советы и обязательно при этом трогал меня – то за плечико погладит, то по спинке похлопает. Я каждый раз отодвигалась, а Кирял непременно усмехался и разглядывал меня масляными глазами.
Он ввёл в привычку, прощаясь с нами в конце рабочего дня, подходить к каждому и жать руку. Мне не жал – нет, он её поглаживал, а то и переминал пальчики. Его ручища всегда была потной, и мне приходилось идти в туалет и мыть руки.
Однажды – это было в пятницу – я намеревалась подняться на лифте в наш офис на 15 этаже с цоколя, где располагался буфет. Уже когда двери закрывались, в кабинку впрыгнул шеф. По запаху я сразу поняла, что он уже Кирял. Начальник довольно улыбнулся и бесцеремонно обнял меня правой рукой, и как бы невзначай прикоснулся к правой груди.
— Как хорошо, что ты тут. Я давно хотел с тобой, — он приблизился к своим лицом к моему и обдал меня запахом вонючего алкашного пойла, — поговорить.
— Руки уберите, — с трудом проговорила я, тщетно пытаясь отбиться от это объятий, оказавшихся весьма крепкими.
— Ну-ну-ну, какую неприступную из себя строишь. Не надо вот этого, да? Не строй из себя целочку.
Целкой я уже четыре года не была, но мои парни, которые были со мной, вели себя во много раз деликатнее. А этот козёл с последним словом неожиданно для меня убрал руку, но только лишь для того, чтобы засунуть её мне в джинсы сзади. К счастью, я ношу очень обтягивающие штаны, а лапа у этого вурдалака достаточно широкая, поэтому далеко не добрался. Но и то, что кто-то, кому я не дозволяла, щупает мою задницу, было отвратительно.
Я схватила рукой за его пах и сжала его яйца настолько сильно, насколько могла. Кирял широко раскрыл глаза, громко выдохнул, вынимая руку из моих джинсов, и с силой толкнул меня. Я ударилась спиной о дверь лифта, но не почувствовала ничего, и с силой, на какую способна (а силы у меня, увы не много, девушка я весьма худенькая) дала ему пощёчину. Хотела дать и вторую, но этот гад почему-то зажал руками обе щеки. Ну и ладно – я вдохнула воздух и со всей силы плюнула в него. Попала точно в лоб, отчего он опешил, и эти несколько секунд, что он с изумлением таращился, возможно меня и спасли. Боюсь представить, что было бы дальше, но дверь лифта открылась. Этаж был наш, я пулей выскочила из кабины. Первая мысль была – бежать в туалет, но внутренний голос подсказал – начальник может рвануть за мной. В офисе, где полно народу, вряд ли он рискнёт что-то делать.
Я оказалась права, он туда не последовал. Я села на кресло, отдышалась и… ну конечно же, разревелась в три ручья и в голос. Сотрудники бегали вокруг меня, что-то спрашивали, приносили воду, а я хлюпала, икала, пускала сопли, слюни, слёзы, и думала о том, чтобы от стресса ещё и не обоссаться.
Наконец, я проревелась. Редко всхлипывая, я попросила картонную коробку, чтобы сложить туда вещи.
— Всё понятно, — сказал дизайнер Стас. – Она увольняется. Не дала! Олег, с тебя бутылка!
— Ещё не доказано, — крикнул второй дизайнер из дальнего угла.
— Что? – спросила я.
— Мы, когда увидели, что Кирыч тебя клеит, поспорили на бутылку «Вильяма Льюсона» – дашь ты ему, или нет.
— Вы ставили на меня, как на лошадь? И даже не сказали мне, что он меня клеит?
— А ты сама не понимала, что ли?
— Какие же вы уроды! — я опять заплакала.
— Нан, прости! Но нам было интересно, порядочная ли ты, или… э-э-э, м-м-м… Я вот честно считал, что ты приличная. Это вон, Олег всех баб за шлюх держит. Нан, ну не плачь! А чтобы тебе было не так обидно, приглашаю тебя в какой-нибудь уютное местечко распить бутылку на двоих. Даю слово, буду вести себя как порядочный мужик.
— Да пошёл ты, порядочный! Ты знаешь, что он меня сейчас в лифте чуть не изнасиловал? Козлы! Уроды! Ненавижу!
Я схватила коробку, выбежала из офиса и рванула в приёмную. Секретарь Марина сидела у себя и что-то печатала на компьютере. Я прошла мимо неё и открыла дверь директорского кабинета. Кирял кирял, делая вид, что пьёт чай.
— Трудовую книжку! – крикнула я громко и максимально повелительно, как могла.
Он открыл ящик стола, пошвырялся в нём, нашёл мою трудовую и швырнул мне прямо в лицо. И перехватила её перед самым носом и швырнула её обратно!
— Заполняй, гад! Уволена по собственному желанию.
— Сейчас заполню, — угрожающе сказал он. – Только другую статью, подходящую найду, сучка.
— Если ты напишешь что-то кромэ «уволэна по собствэнному жэланию, — я нарочно перешла на грузинский акцент, которым сроду не говорила, поскольку русский и грузинский для меня равнозначно родные, — суда прээдут мой оцэц и братья, и они тебя по закону гор порэжут на такие рэмни, что ни одын паталогоанатом нэ собэрот».
И я от души обложила его таким грязным матом на родном грузинском языке, что мне мгновенно полегчало, а Кирял, хоть и не понял ни слова, но прекрасно осознал общее значение. Он аж протрезвел, трясущимися руками заполнил строчку, шлёпнул печать и расписался.
— Приказ Марина сделает, номер она же поставит. Свободна! – пробурчал он.
— Скажи спасибо, урод, что я в полицию не пошла. А могла бы, тварь!
Я вышла и так хлопнула дверью, что Марина подпрыгнула. А уже через десять минут, расписавшись об ознакомлении с приказом об увольнении по инициативе работника, я покинула здание. На душе было муторно и очень обидно, но больше всего мне хотелось, чтобы никто их этой мутной конторки меня не нашёл. Я уже хотела было выбросить сим-карту в мусорку, но, подумав, всё-таки решила сохранить номер, который мне родители отдали ещё в детстве. Нужно было лишь заблокировать все сотовые и рабочие сотрудников.
Признаться, я слукавила. Брат у меня только один, да и тот сейчас служит в армии. Но на то я дочь своего народа, чтобы в случае чего прикрыться единственными своими защитниками — мужчинами. Ах, Мишико, Мишико, как тебе там сейчас служится? Право, узнай он про этот случай – ну не порезал бы Кира. Просто набил бы морду до потери сознания. А когда тот очухался – снова бы набил. И так несколько раз.
А через неделю я нашла новую работу, и тоже в рекламной фирме. И надо же, меня и тут начальник с первой минуты стал называть Наночкой.
Но здесь был совсем другой контекст. Уже в приёмной я узнала, что директора зовут Гоча Георгичевич …дзе. Через минуту, когда ему отнесли мои документы, дверь приёмной шумно раскрылась, и на пороге возник толстый, лысый и бородатый… правильно, грузин. Он улыбнулся во весь свой рот, в котором было два ряда золотых зубов, схватил меня за руку и потащил в кабинет, крикнув секретарю, чтобы принесла два чая.
— Да я тебя возьму уже потому что ты наша, — говорил он восхищённо на грузинском языке, разглядывая меня, но совсем не похотливо. — Но, конечно, за работу буду спрашивать, как со всех. Не смотри что я добродушный, на самом деле я серьёзный и очень строгий, — он сделал хмурое лицо и тут же вновь засверкал зубами. – Как хорошо, что такая красавица с родины будет у меня работать. У нас такая хорошая фирма! Весь персонал на подбор! И мы процветаем. Я стараюсь никого не обижать. Но ленивых и глупых не люблю. Я вот смотрю на тебя и вижу, что ты прекрасный человек и отличный дизайнер. Ну не может такая красавица с такой солнечной улыбкой быть плохой работницей. Эх, Наночка, заживём! Я много говорю, да? Ничего, дочка, ничего.
Мы говорили – это было что-то среднее между собеседованием и разговором о личном. Бывала ли я в Грузии (да сколько раз)? А из какого региона мои родители (из Гурии)? А как нам повезло не быть депортированными в восьмом году (не знаю, я маленькая была, а родители стараются то время не вспоминать)? А почему на предыдущем месте проработала всего месяц (я рассказала про домогательства, и директор сильно нахмурился и покачал головой)?
Потом он представил меня коллективу, поставив под начало старшего дизайнера Аллы. И, собственно, пошла работа. Я делала на компьютере проекты рекламных макетов для типографской печати, и после одобрения, или внесения правок Аллы, шла показывать проект директору. Он всегда был доволен работой, хвалил меня, а однажды вдруг обнял, погладил по голове и поцеловал в лоб. Как ни странно, я совершенно этого не испугалась. А он, тут же став серьёзным, но держа меня за плечи, сказал на родном языке.
— Ты, Наночка, прости меня за эту вольность, и если ты мне сейчас скажешь одно только слово, я больше пальцем к тебе не прикоснусь. Просто ты так напоминаешь мне мою дочь Нино. Она как ты, красавица, умница, разве что не такая худенькая. Но зато такая же весёлая и добрая. Она несколько лет вышла замуж. Живёт в России, но очень далеко отсюда. Уже двух внуков мне родила. Но за четыре года я видел её всего два раза. Я так по ней скучаю, ты не представляешь! Не поверишь, мы с женой иногда плачем вечерами от того, что её с нами нет – так без неё грустно. Радует только, что хороший муж достался, от этого чуть теплее на душе. Вот, посмотри, у меня на столе её фотография (действительно, с фото смотрела очень красивая девушка в нашем национальном наряде). А когда я вижу тебя, красавицу, и слышу родной язык, мне не так тоскливо. И это мой жест – это практически жест отца. Если вдруг не нравится – ты только скажи!
Он говорил так искренне, что я поверила каждому слову. И ответила:
— Если так, то можно. Но только чтобы в рабочих вопросах вы ко мне относились не как к дочери, а как к работнице.
Он опять показал мне все свои золотые зубы.
— Непременно.

Как меня отодрали в попку

Насоска

Мой мучитель