стала понимать — он ошибка. А уйти не могла. Знаешь, как кролик перед удавом — сидит и смотрит в глаза, вроде и убежать бы мог давно, а он замер в оцепенении и просто ждет, когда его проглотят. Вот так и я. С этим прикосновением у меня тогда возникло чувство, будто грязью меня обмазали и будто мне уже и терять-то нечего. Я как со стороны на это все посмотрела. Будто осознала все впервые за последние несколько месяцев. А терять и впрямь было нечего — уж щупал он меня перещупал, секс, по сути, был лишь формальностью.
Все возбуждение, желание — как рукой сняло. Он начал входить — мне не было больно, даже некомфортно не было (час все-таки трудился — видимо, мокрая я была достаточно), но и приятно не было. Крови тоже, разумеется, не было, на основе чего я и сделала вывод, что девственность моя ему все-таки не досталась. Ты же знаешь, бумага (а ты ведь женского рода — должна знать) — это только мужчины думают, что стоит одеть девку на х… й и она про все забудет, мозг отключится и превратится она в один большой оргазм. А женщины на протяжении многих веков поддерживают этот миф, чтобы не травмировать хлипкую мужскую психику. И я тогда тоже предпочла не травмировать его психику. Да и вообще, я всегда держусь принципа «назвался груздем, так полезай в корзинку» — я решилась на это, а коль уж решилась, хотелось сделать это по возможности хорошо. Я отчетливо помню, что мой мозг ни на секунду не оказался затуманен, я лежала и все время о чем-то думала. Думала, хорошо ли у меня получается стонать, может нужно что-то шептать, старалась двигаться ему навстречу, выгибалась, закрывала томно глаза, одним словом, старалась сделать вид, что мне хорошо. Возможно, наиграно это выглядело, а может и нет, но уж как могла.
Во всяком случае, думаю, вряд ли он вспомнит меня как лучшую женщину в своей жизни. Трахались без презерватива, он в конце спросил
можно ли кончить на живот, я сопротивления этой идее не оказала и его сперма, спустя несколько мгновений оказалась на мне. Я немного поводила рукой по животу, размазывая ее, и постаралась сделать вид, что мне это крайне приятно, улыбнулась. И, думаю, получилось. По нему было видно, что он не ожидал и в величайшем восторге от увиденного. Вышечкой бы конечно было еще пальчики облизать, и скажу по секрету — в мою грешную голову это тогда приходило, но я решила не удостаивать его такого, в высшей степени великолепнейшего, зрелища. Ну а потом взаимный обмен любезностями, признания в любви, ванна, чай и мой уход. И я даже немного отошла, успела убедить себя, что все хорошо, он отметил, что я вообще довольно смелая и что он не ожидал такой решительности. Правда за комплимент я тогда это не сочла, точнее сочла, но как за довольно сомнительный комплимент. Легкий поцелуйчик на прощание — проводить меня он чем-то отмазался, кстати говоря впервые. И, когда я уже шагнула за порог, говорит мне вслед:
— Ты только звони мне, я имею свойство пропадать после этого. За меня бороться нужно…
Я круто разворачиваюсь, смотрю на него. Я даже не знаю, как я на него смотрела, просто старалась не показать вида, что мне плохо. А было мне плохо. И он знал, что мне было плохо. И наслаждался. Даже, наверное, в большей степени, чем когда меня трахал. Я с трудом осознавала, что фактически, меня поимели и тут же поспешили осведомить, что в дальнейшем общении не заинтересованы. Не без усилий собрала я волю в кулак, и, стараясь удержать в голосе твердую и бесповоротную интонацию, отвечала с надменной усмешкой, что он «не кисейная барышня, а я не рыцарь средневековья, чтоб «БОРОТЬСЯ» за него — добиваться его внимания не намерена и если он не перезвонит, то я буду считать это концом отношений между нами». Эх, какие слова! Все-таки в одном он был прав — решительности мне и впрямь не занимать. Хотя какие там отношения между нами?! Название одно… Ну, думаю, лишним будет пояснять, что я своей фразой только облегчила его жизнь. Он, конечно, подрасстроился, не увидев горьких слез и стенаний, но в ответ всего лишь холодно заметил, что я сама изъявила желание такого расклада и что, если он не перезвонит, то винить мне придется только себя. Переспросил, не желаю ли я взять свои слова назад, с выражением победителя на лице — мол, пожалеешь ведь еще и прибежишь ко мне.
Я, изобразив усмешку «вызов принят», ответила, что ничего назад забирать не буду, не перезвонит — переживу как-нибудь, и круто развернувшись назад, пошла к лифту. Я впервые узнала не понаслышке что такое «ватные ноги». С каждым шагом моя уверенность, смелость, решительность просто таяли, как мороженое на солнце. Он догнал, зажал ногу в лифте, что-то говорил, я не помню почему-то что именно, да и для меня это было уже не важно. Наверное, пытался вернуть течение в старое русло, он вообще, как я впоследствии раскусила (когда мозг включился), не выносил безразличия к своей персоне — стоило улыбнуться, и сделать вид, что он зря старался — и он тут же впадал в бешенство — «Как?! Ей плевать?! Ей пофигу?! Надо ее вернуть и унизить сильнее!». Но тогда я об этом не знала, повторюсь, он был прав — я была до жути наивна и даже слабых мест его раскусить не успела, в то время как он мои прознал хорошенько и бил по ним не стесняясь. Я же просто старалась держаться достойно. В голове стучало, я хотела лишь сдержаться и не заплакать при нем. Это бы было для него слишком жирно. И сдержалась, хоть и трясло меня всю мелкой дрожью, но сдержалась. Слезы покатились только когда я уже мирно сидела в автобусе и все перематывала.
Было дико стыдно перед людьми, они косились, а я старалась отвернуться к окну, но сдержать нахлынувший поток была не в силах. К тому же нужно было проплакаться до общаги — там не хотелось показывать свои слабости и вообще подавать вид, что мне плохо. Весь следующий день я думала о произошедшем, переосмысливала. Моя проблема была в том, что я считала себя испорченной. Считала что всё — этот принц не мой, а когда встречу своего, то он меня не полюбит, потому как разменялась я на этого. Воспитана я была так — мужчина должен быть один, мама намертво вколотила мне это в голову, думая, что я лишусь девственности исключительно с мужем. Да и не только мама, сама я всегда была склонна думать именно так. Я всегда хотела принадлежать только одному мужчине, полностью и без остатка. И я тогда из-за этих высоких моральных принципов могла отдать себя как овцу на заклание совершенно недостойному человеку, просто решив, что не имею права претендовать на лучшее. У меня ведь тогда и в мыслях не было, что мужчине бывает пофиг на то первый он или нет, если женщина ему интересна. Я считала, что буду заранее виновата, перед тем, кто меня выберет на всю жизнь, а не на раз попользовать. Это было для меня буквально концом света. И знаешь — если б не его этот преждевременный «выпад» в конце — ведь мог бы в бараний рог скрутить, а я бы стерпела, стерпела бы что угодно, может не сразу — но он бы мог постепенно меня сломать. Сделать со мной то, о чем я и бумаге рассказать бы не насмелилась и презирала бы себя до конца дней. Я и так то себя презираю за этот случай, а если б позволила большее?…
И ведь позволила бы, если б он лошадей не гнал, не дождавшись пока моя гордость уснет окончательно. Поторопился. Ну что ж, он сделал так, как сделал — и хорошо. Дико хотелось ему позвонить или написать. Но после всего — это было бы ему официальным разрешением вытирать об меня ноги. И чтоб сдержать свое же слово, ему данное, порешила я в экстренном порядке — коль уж я и так испорчена и терять мне нечего, то буду избавляться от привязанности методом «клин клином». И знаешь — сложнее всего ломать собственные же принципы и свое же мировоззрение. Обиднее всего, что приходится это делать не по своей воле, а потому что позволила кому-то выхолостить напрочь свою душу и разбить свои розовые очки. Обидно, что не сама дошла. Но я тогда желала лишь одного — не думать больше о нем. (Специально для .оrg — ) Я решила, что пусть лучше пересплю с первым встречным или меня изнасилуют, чем наберу его номер. Вечером пошла на улицу, ближе к одиннадцати, с целью, чтобы меня кто-то подцепил. Вышла прямо перед закрытием общаги, так что если и передумала бы — хода назад уже не было. Взяла фотик — обожаю архитектуру под ночным освещением, решила совместить приятное с полезным. И пока горели фонари — ходила и фотала всякие строения с «подсветкой». Машин тормозило много, некоторые и по несколько раз, и одиночки, и с компаниями. И все довольствовались ответом, что я не ищу спутников и сама спутницей не буду. Не могла я как-то просто сесть в чужую машину, причем не из-за страха, не знаю из-за чего.
Потом, часа в 2 ночи стало дико холодно, фонари погасили. Я залезла на одну гору, с которой виден весь наш город, немного удивилась, что там никого нет. Идеальное ведь место для парочки романтиков. Но, наверное, все романтики уже спали. Туда сложно очень взобраться, если ты не в кроссовках, но я справилась. И на самом верху там торчат бетонные колонны, на которых можно сидеть. И вот я сидела на этой колонне совершенно одна, оттуда был шикарный вид на драмтеатр. А драмтеатр подсвечивался почему то всю ночь. Посидела я там часа два и где-то в 4 утра спустилась и пошла к реке по одной из центральных улиц. Если честно было пофиг куда идти, ноги сами шли, а я была погружена в себя. Тут затормозил со мной рядом какой-то таксист. Я снова не изъявила желания знакомиться. Но он проезжал и пытался заговаривать раз пять. Потом вышел и пошел рядом — мол, не хочу я с ним ехать, так он со мной прогуляется. Ну и ладно. Шли, он расспрашивал, почему хожу ночью одна, я отшучивалась. Не помню всех подробностей разговора, но уболтал он меня на «прокатиться» под предлогом, что хоть согреюсь — а потом высадит, если изъявлю желание. Я уже успела осмотреть его — вроде ничего, на вид нормальный, симпатичный. Ему около 30 было, даже больше 32—35. Я из-за собственной упертости отказалась возвращаться и продолжила прогулку, а он вернулся к машине и подобрал потом. Немного покатались, потом остановились, и он полез целоваться. Вполне логичное развитие

ПОСЛЕ УРОКА ФИЗКУЛЬТУРЫ

ДРУГ, ОН И В АФРИКЕ ДРУГ

Я очень люблю свою маму…