нетактичностью — на все ярлыки стал навешивать, стал очень уж резок в высказываниях, считая при этом себя неоспоримо правым. Ну а я такой человек — часто становлюсь тем, кого хотят видеть. Хотел он умничать и чтоб им восхищались — так оно и было. Ну и тут снова поступает предложение встретиться. Я уже вроде не летаю в розовой эйфории, лишь иронично осведомляюсь, не так ли, как в прошлый раз. Он заверил, что тогда все было, естественно (!), не по его вине, и что в этот раз он разобьется, но придет. Мы обменялись фото — идеал был испорчен, но на встречу все же пошла.
Гуляли по-над рекой — пейзаж просто отличный был. Осень, желтые, еще не опавшие деревья, моя любимая пора. В разговоре я правда себя неуютно чувствовала, и вела себя неестественно — стремилась показаться более раскрепощенной и общительной, чем есть на самом деле. И так было с ним всегда, не могла я почему-то с ним быть самой собой, я могу с точностью сказать, что этот человек не знает меня до сих пор, и не стремился узнать — другая у него цель была. Сейчас вот вспоминаю — ну до чего идиотка была! Это под каким нужно было быть впечатлением, чтобы стать совершенно другим человеком?! Ведь я хихикала с ним, когда было совершенно не смешно, соглашалась, когда была не согласна, поддавалась во всех спорах, восхищалась тем, чем «настоящую меня» ни за что бы было не пронять и не удивить. И у меня до сих пор только один вопрос к себе — зачем? Почему нельзя было быть собой? Почему я вела себя именно так? И я до сих пор не знаю ответа. Но я сильно забегаю вперед.
Я болтала тогда про всякую фигню, лишь бы не молчать. Ну, правда, мы все-таки умудрились найти целых две общих темы — карты и живопись. Потом вечером списались, поделились впечатлениями, и он понял, что впечатлений то у меня не особо. Ну и оживился по этому поводу, желая восстановить свой статус «идеала» в моих глазах. Получалось у него не особо. Но с идеалом я расставаться и сама не хотела. Столько времени лелеять и холить в себе мысль о нем, взращивать ее, и вот так просто отрезать? Конечно, я не могла. Или могла, но не хотела — до сих пор не знаю. Честно сказать, в тот период — с нашей первой встречи и до последней — мои мозги были отключены. Напрочь. Я совершенно ни о чем не думала. Я не думала, нравлюсь ли я ему на самом деле, не думала, что будет дальше. Говорил он, что нравлюсь — и я верила, говорил, что любит — тоже верила. А он говорил. И вообще — я до этого мужчин то не видела. Меня растила бабушка, ярая мужененавистница (у нее было два брака, в обоих мужики спивались и сидели у нее на шее). Меня никогда, ни разу в жизни, не целовал в щечку отец, и я никогда не ощущала прикосновения мужской щетины. У меня голова кружилась от одного запаха мужских духов. Мне нравилось положить голову ему на грудь и слышать, как бьется его сердце — это неописуемое чувство. Опять же, может, был бы у меня отец — и не испытывала бы я такого восторга от столь простых вещей. Но меня жалела и обнимала только мать.
Никогда я доселе не приклоняла свою головушку на твердую мужскую грудь. Я, конечно, общалась до этого с парнями и на довольно короткой ноге — но это было другое, это были друзья. Я с ними ни разу не кокетничала и никогда не провоцировала их мужское начало, и для них моя неприкосновенность была чем-то святым. Я вообще имею свойство расставлять сразу точки над «и» — может ли рассчитывать мужчина на что-то кроме дружбы или нет. Это, может быть, довольно грубо с моей стороны, но, по-моему, было бы хуже давать пустые надежды. Да и не умела я никогда держать мужчину на привязи, если он мне «как зайцу стоп-сигнал». Мне всегда были противны ухаживания от кавалеров, которые мне безразличны. Знаешь вот, как девушки частенько делают — не нравится он мне, ну и что? А подарки нравятся, и оттачивать на нем свои «женские чары» тоже нравится. А мне как-то ничего не надо было, если уж сам согласен на дружбу и ничего кроме — пожалуйста. И то — на птичьих правах, станут мне не приятными какие-нибудь намеки его — и до свидания. А с Ванькой у нас как-то сразу общение пошло в русле далеко не дружеском — его заслуга. Как-то он сразу свои лапы распустил (в переносном смысле, в прямом распустил попозже), и дал мне ясно понять, что воспринимает меня как свою девушку — ревновал в меру, флиртовал, плюс не стеснялся поговорить на фривольные темы, чем дико меня смущал. Думаю, ты догадалась, что после реальной встречи разговоры о музыке, искусстве, литературе и т. д. совершенно изжили себя. Да и не выгодно ему было напоминать — я ж могла и прицепиться, попросить продемонстрировать таланты, а в грязь лицом ему не хотелось. Поэтому он предпочитал при реальных встречах врать на те темы, которых бы я проверить не сумела. А я если честно особо его не слушала и не вникала, и пофиг мне уже на его вранье было. Столько всего было сказано, что даже мой впечатленный им мозг уже начинал отказываться верить. Делала вид, что интересно, где полагалось — смеялась, а где полагалось быть серьезной — была серьезной.
Встречались мы месяца два-три, до зимы. За это время успел состояться мой первый поцелуй с объектом мужского пола в его лице, к тому же последний месяц мы регулярно уединялись у него в комнате, где он меня лапал везде, где только можно (и где нельзя — тоже лапал). А мне нравилось. Я только за этим и шла. Это единственное что я могу совершенно точно признать, положа руку на сердце, — не знаю, какие именно чувства я тогда к нему испытывала — влюблена я была в него или только желала быть влюбленной, но последний месяц я к нему шла исключительно из интереса плотского. Нравилось мне, когда он меня лапал — причем не в плане возбуждения, а просто нравилось. Как на наркотик подсела. Тут скажу, коль уж откровенные ласки имели место быть — попытки соблазнить меня он тоже предпринимал ни раз, даже имел наглость предложить обойтись теми видами секса, которые не предполагают лишения девственности. А я тогда и сама не знала, девственница я или нет — знала, что была у меня как-то мастурбация с кровью, но крови там было совсем немного, и я тогда не предала этому значения. И про такие виды секса я тоже тогда не знала — интуитивно догадывалась, конечно, о чем речь идет, но спросила объяснений. Он объяснил — старательно, развернуто и подробненько, даже поспешил меня заверить, что так многие делают и это совершенно нормально.
Мол, девственность мужу, все как положено, а сама при этом повеселиться успела. Я усмехнулась, пожелала в шутку, чтоб ему именно такая жена и досталась, а он ответил что только о такой и мечтает — причем совершенно серьезно, ну, опять же — расчет был на мой неустаканившийся мозг, ведь я им была восхищена и его положительный взгляд на все это вполне мог сбить меня с толку. Ну, в общем, от этого предложения я все равно наотрез отказалась и сочла его оскорбительным. Больше он про это не заикался и покорно ждал, продолжая по возможности подводить меня ближе к нужному решению, рассказывая о том, какая я старомодная и какие у меня не правильные принципы. Кстати, если б эту чушь не молол — быстрее бы свершилось, когда мне пытаются вправить мозги у меня возникает обратная реакция, и он своими попытками изменить мое мировоззрение только отталкивал. Но я все равно не заставила его долго ждать (хотя надо было, наверное). Я помню, что в тот день я проснулась и знала, что это будет. Знала, что я пойду к нему именно для этого. Почему я решилась и что на это повлияло — я не знаю, может мне просто надоело одно и то же и хотелось какого-то логического продолжения. Я одела самое красивое белье, розового цвета — он как-то говорил, что любит именно розовое белье на девушках, побрилась — в общем, приготовилась по всем статьям. Я даже до сих пор помню запах шампуня, которым я тогда мылась перед тем, как идти к нему. Больше не моюсь им. А классный был шампунь…
Ну дальше все по отработанной схеме — я у него, включили музыку, Пинк Флойд тогда играл. На «разогрев» меня ему потребовалось около часа. Сам же половой акт длился 5—7 минут. Надо сказать, что он не ожидал такого развития событий. Думал как обычно, полапает-пощупает и харе. И, как в последствии признался, — думал, что еще месяц точно придется обхаживать. Но, надо сказать, в мой настрой въехал быстро, даже вслух произносить не пришлось. На мне тогда была узкая юбка-карандаш, которую мы довольно долго снимали обоюдными усилиями, но в итоге он все-таки сдался и решил не мешать, оставив непокорный ремень на меня. Кофта уже была расстегнута к тому моменту. Уложил он меня на подушечку. А у меня сердчишко выпрыгивает просто! Трусики он стягивал сам. Я в тот момент на него не смотрела, смотрела куда-то в сторону. Да, на дверь. Дико стыдно было. Просто неимоверно. Он навис надо мной в «упоре лежа», а я, наконец, осмелилась взглянуть ему в лицо. Ну что сказать — ничего я там для себя утешительного не нашла. Штаны он уже успел сдернуть видимо — я не видела. Я «туда» вообще не смотрела. Залез рукой мне между ног, заставив меня их чуть раздвинуть. Он приспустился надо мной немного, и я тогда почувствовала прикосновение его члена к своему животу. Не видя, ни разу до этого не трогая и не ощущая, я почему-то сразу поняла ЧТО это. Что это не рука его, не нога и ни что иное.
Внутри все сжалось, я вздрогнула. И знаешь, не испытала я благоговейный трепет, как о том мечтала — у меня возникло чувство отвращения и грязи. Правда. Говорю не из ненависти какой-то. Я, забегая вперед, скажу — не злилась на него ни минуты, не ненавидела и не держу обиды (хотя по началу и обидно было, но скорее не на него, на себя), даже наоборот — имею свойство для себя его оправдывать, не захотела бы — не случилось, а уж то, что весь его образ был враньем чистой воды — не суть важно, ведь я была рада обманываться. Но тогда мне было очень неприятно, внутри так защемило — невыносимо просто. Хотелось плакать, да что там плакать — зареветь хотелось навзрыд. Я почему-то тогда очень беспокоилась, чтоб он не заметил моего страха. Я снова смотрела ни на него, а в сторону, и сильно сжала челюсти, чтоб сдержать ком, подкативший к горлу. Я тогда отчетливо

С матерью в деревне

Двое под лодкой не считая двух незнакомцев

Я очень люблю свою маму…