ЕСЛИ ВАМ ЕЩЕ НЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 18 ЛЕТ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ЭТОТ САЙТ!!!
Эротические рассказы
лежала на моей подушке.
Я осторожно подкралась к кровати, но ложиться не стала, увидев, как сильно мы умудрились испачкать простыню. Спать на этом было противоестественно, поэтому мне пришлось потревожить чуткий Женькин сон.
— Же-еень, — шепнула я ему на ухо, но он оставался недвижим. Я прильнула к нему и коснулась распухшими от поцелуев губами его правильно очерченных уст.
— Мммм… — протянул он, ощутив мое прикосновение сквозь сон и слепо отвечая на поцелуй. Я отстранилась, и на моих губах заиграла улыбка.
— Жень, мы простыню… кхм… испачкали. Дай я перестелю.
Парень приподнялся на локтях, резко открыв глаза, и встревожено переспросил:
— Что?…
Я улыбнулась еще шире, и бросила взгляд на расплывчатые темные и светлые пятна на кровати.
— Простыня, говорю, испачкалась. Я свежую постелю?
— Да, конечно, — он кивнул, посмотрев на простыню и задумчиво взъерошив волосы. — Я в ванную.
Он натянул пижамные штаны, сгреб в охапку простыню и удалился. Я перестелила постель и прилегла, но на этот раз сон уже не шел. Вместо него в голову лезли всякие дурацкие мысли.
Что теперь будет? Мы теперь станем парой? Или это сочтется за помощь голодающим девственницам? В любом случае, уже ничего не будет как прежде…
И еще… он так красиво стонет… Черт!
— Мезембриантемум?
— Мммм?
— Не спишь? — он лёг рядом, прохладный, свежий, влажный. Безумно хотелось попробовать его такого, но я, удовлетворив свою первую страсть, с этим приливом похоти справилась более удачно.
— Как видишь.
— Мезембриантемум, там так много… хм… крови, — его голос снова превратился в ласковый шепот. — Я… сделал тебе больно?
В его глазах отражалась то ли боль, то ли грусть. Он ласково провел рукой по моим влажным волосам и замолчал, ожидая ответа.
— Неет, — тихо протянула я, смущенно улыбнулась. Прижавшись к нему, прохладно — свежему, я ощущала, как каждая моя клеточка хочет принадлежать этому человеку. — Я тоже думала, что должно быть больно… но ты так нежно… кхм… и я…
Я смутилась и замолчала, стесняясь обсуждать произошедшее. Да и зачем? Он ведь и сам чувствовал, и слышал, как чутко я откликалась на все его действия. Он не мог не понимать, сколько удовольствия и восхитительных ощущений он мне доставил. Разве могла здесь быть речь о боли?
Женя крепко обнял меня, словно был не в силах расстаться со мной ни на минуту. Я слышала, как в его грудной клетке колотится огненное сердце — бешеное, страстное, живое.
— Мезембриантемум, — он произнес моё имя шепотом, медленно, поглаживая мою спину в тех волшебных местах, от прикосновения к которым я трепетала.
— Ммм… Женя… — прошептала я, едва не мурлыча. Я готова была шептать это имя тысячу раз — имя, ставшее для меня синонимом счастья.
Парень склонил голову и поцеловал меня в губы — совсем легонько, но нежно, как будто с трепетом.
— Тебе… тебе ведь было со мной хорошо? — зачем-то спросила я этакую банальщину. Но в глубине души я знала, зачем — мне очень хотелось услышать от него лично, что все прошедшее и вправду было восхитительным. Это было важно. Важно, хоть убей.
— Я чуть с ума не сошел, — улыбнулся Женька, и снова приблизился на расстояние поцелуя. — Так приятно… чувствовать тебя только моей.
Я поймала его губы своими, и, проведя ладонью по его спине, прочувствовала кожей оставленные мною там царапины и улыбнулась от пришедшей в голову фразы.
— Что? — улыбнулся он тоже, почувствовав мою улыбку губами и отстранившись от моего лица.
— Похоже, кому-то из нас двоих всё-таки было больно? — хихикнула я, и сделала провинившееся лицо. — Прости, Жень… за царапины…
Он усмехнулся.
— Любимая… что за ерунда.
Парень снова поцеловал меня, опрокинув на спину и жадно блуждая руками по моему телу. Любимая?…
Да… все-таки, ничего уже не будет как прежде. Все станет намного приятнее…