кровати! Признаться, я всегда мечтал отрезать клитор женщине, ведь это самое святое, что у неё есть. Центр всего, её женственность, её сущность, её девичья душа! Конечно, это были лишь мои юношеские фантазии, я бы такого никогда не сделал, не калечил бы женщину, я же не маньяк какой-нибудь. Но раз ситуация располагает, то почему бы не совместить необходимое с давно желанным?»
 Суккубка: «Прости, что постоянно пытаюсь тебя отговорить, тем более, что на кону само моё существование, но знаю, что просто не смогу быть с тобой счастлива, если сейчас промолчу. Вернувшись в это тело, я мгновенно узнала, о чём вы говорили с настоящей Юлей, пока я отсутствовала. Слав, она кое в чём права: наши мамы действительно заперты в своих телах и не в силах противиться нашим приказам. Но они всё чувствуют, всю боль, хоть и выказывают удовольствие. Ну, ты это и так знаешь. Однако поскольку я не заглушала им боль раньше, так как радовалась ей, наслаждалась, когда ты бил Оксане Витальевне между ног или прибивал клиторы женщин к пианино, то чтобы дар был принят, я не буду иметь права глушить их чувства и завтра, иначе «жёстче, чем было», не будет. Они будут в сознании, будут всё понимать, будут всё чувствовать и, вместе с тем, безропотно позволять себя калечить, не имея возможности тебя остановить. Ты даже людские лекарства, обезболивающие уколы или таблетки в процессе экзекуции не должен им давать, так как мы не делали этого ранее. Скажи, ты правда готов пойти на это? Ладно, хрен с ней с Оксаной, для тебя и для меня это чужая женщина, просто очередная шлюха с пиздою между ног, хоть её дочка внутри меня, Юля, сейчас опять кричит в ужасе, проклинает и умоляет остановиться, отказаться от данной затеи. Но вот твоя мама… Для тебя это самый любимый человек на свете, даже меня ты не сможешь полюбить сильнее, чем её. Ты действительно готов подвергнуть свою маму такой нечеловеческой боли? Ладно соски, но вот клитор женщины – самый чувствительный элемент в её теле, в нём в тысячи раз больше нервных окончаний, чем в головке члена! А ты собираешься взять его и отрезать наживую? Пойми, для меня это не является чем-то из ряда вон выходящим, в истории такое случалось несчётное количество раз, хотя, как я уже говорила, когда сын так поступает с собственной матерью, да ещё и по доброй воле – единицы. Мне просто не хочется, чтобы ты потом пожалел о сделанном выборе»
  Я придвинулся к Юле и приобнял.
Я: «Конечно, я люблю свою маму и не хочу подвергать её такой боли, но, раз выбора нет, мне придётся. В своих фантазиях я уже делал это и не раз. Я по-особому люблю мать, ты же знаешь. Её сексуальная составляющая для меня не отделима от общепринятых отношений матери и сына. Мама много раз мне говорила, что хочет сделать всё, чтобы я был счастлив. С тобой я точно буду счастлив. Да я уже счастлив! Значит это её долг, долг, как матери, потерпеть и принести такую жертву, потому что отрезанный на живую клитор оставит мне тебя. Я люблю тебя, Юля Патракова, кем бы ты ни была, и не хочу терять. А клитор матери… ну, мне плевать на её оргазмы. Женщина создана, чтобы удовлетворять желания и похоть мужчин. Маме лишь не повезло с тем, что её главный мужчина оказался с невероятно извращенным восприятием действительности. А клитор… просто маленький кусочек нежнейшего женского пиздового мяса…»
  Я крепко обнял свою девушку, и мы стали долго и грязно целоваться с ней взасос. Наконец, закончив, она улыбнулась и сказала.
Суккубка: «Знаешь, трое из семи присутствующих в этой комнате в ужасе от нашего с тобой диалога»
  Я стал соображать, откуда Юля насчитала семерых, но она тут же прочла это в моих мыслях и стала объяснять.
Суккубка: «Ну, гляди: Юля внутри меня в шоке и наши мамы тоже – это трое. А цифра семь, потому что помимо их и нас с тобой, в этой комнате также присутствуют ещё и две не рождённые дочки в их утробах. Как ты можешь догадаться, они в принципе не могут быть шокированы нашим диалогом, просто потому что ещё ничего не соображают. Но уверена, если б могли, то было бы всё иначе, счёт был бы 5 из 7»
  Я усмехнулся. Какие же интересные мысли ей приходят на ум.
 Суккубка: «Жаль, мне будет этого не хватать… Не смогу читать мысли, не смогу воздействовать на новых людей. Даже переходя дорогу теперь придётся смотреть по сторонам, чтобы меня не сбила насмерть машина. Смертная жизнь полный отстой!»
Я: «Добро пожаловать в клуб людей. Ничего, ты привыкнешь. В любом случае, твой разум, мысли, сущность останутся при тебе»
  Уже вечерело, мы стали собираться, завтра предстоял знаменательный день.
Я: «Скажи, а твоя ментальная связь…»
 Суккубка: «Да?»
Я: «Раз ты её установила до всего этого, она у тебя сохранится с нашими мамами? Ты сможешь продолжать читать мысли, знать, что они думают, что чувствуют?»
 Суккубка: «Да, но только с ними. Никаких новых контактов не будет. А, ну и с Юлей, само собой, разумеется, я же в её теле»
Я: «Юля тоже останется? Не исчезнет?»
Суккубка: «Нет, не исчезнет. Я смогу с ней внутренне общаться, но она будет до конца жизни заперта внутри тела, теперь уже моего тела, не имея возможности им управлять, даже если бы я того пожелала. А что?»
Я: «Когда ты отсутствовала, мы с ней немного пообщались. Ей и правда противно, что мы делаем, но ты была права – в моменты экстаза удовольствие ей затмевает разум, и она пару мгновений наслаждается происходящим вместе с нами. Я обещал, что наши частые игры и забавы, в конечном счёте, натренируют её разум, и она начнёт наслаждаться происходящим вместе с нами. Вот только… чтоб прийти к этому, мне понадобилось более десятка лет, ты вообще, как суккуб, видимо, была создана с подобными чувствами изначально. Я не хочу, чтобы у неё на это уходило целое десятилетие. Всё же, девчонка она хорошая, и я чувствую перед ней некую вину. Думаю, мы оба обязаны ей в некотором роде за наше счастье»
Суккубка: «К чему ты клонишь?»
Я: «Помнишь, жёстко и больно трахая её мать на пианино, я попросил тебя тогда ретранслировать боль её матери, превратив в наслаждение для Юли? Тогда я это видел в качестве наказания и глумления, мол, чем больше её мама мучается, тем больше дочка кайфует, и в какой-то момент кайф достигнет такого уровня, что она сама насчёт просить ещё добавки, страстно желая, чтобы я не останавливался и продолжал делать её матери да побольнее».
Суккубка: «Конечно помню, это была гениальная идея!»
Я: «Ну так вот, с учётом завтрашней экзекуции её матери, да и после этого мы, несомненно, продолжим жёстко развлекаться с нашими шлюхами, думаю, было бы неплохо установить подобную связь Юли с матерью ещё раз и уже навсегда. Ты сможешь? Ты ведь уже проделывала с ней подобное, а значит это не идет вразрез с правилами, верно? Сделай, пожалуйста, раз и навсегда так, пока у тебя ещё есть сила, чтобы и наслаждение, и боль, испытываемые Оксаной Витальевной, в должной мере передавались её дочери исключительно как удовольствие. Пусть Юля наслаждается происходящим развратом. Так она быстрее вольётся в наши ряды долбанутых извращенцев. Это выкажет ей нашу благодарность за то, что невольно свела нас с тобой вместе, и станет для неё прощальным подарком до конца жизни»
  Юля улыбнулась, поджала губу и поцеловала меня.
Суккубка: «Хах, благородно! Что ж, сводить девчонку внутри меня с ума от переизбытка наслаждений и, в конечном итоге, склонять к желанию причинить сексуальную боль своей матери ничуть не менее интересно, чем просто мучить её! Хорошо, я всё сделаю, обещаю! Правил это не нарушит»
Я: «Спасибо»
  Мы распрощались. Моя девушка с Оксаной Витальевной ушли к себе домой, я же остался со своей матерью. Через несколько минут, как обычно, она очнулась и совершенно ничего не помнила ни о случившемся при ней разговоре, ни о предстоящих завтра событиях. Просто удивительно общаться с ней как ни в чём ни бывало и при этом постоянно думать, что завтра я отрежу ей соски и клитор.
  Я пошёл на кухню и достал из буфета два здоровых кухонных ножа, которые обычно использовал для нарезки шашлыка. Они удобно лежали в руке и всегда прекрасно справлялись с нарезкой свиной туши. Что ж, завтра им предстоит освежевать ещё двух сочных свинок.
  Пару месяцев назад я подарил своей маме навороченную ножеточку, позволяющую затачивать лезвия под разными углами. Я стоял возле стола и методичными движениями заострял клинки, пока мамина попка и трясущиеся сиськи сновали туда-сюда рядом со мной в процессе готовки. Ох, мамочка, знала бы ты только, куда тебе вопьются эти острейшие лезвия и какое именно мясо я собрался завтра нарезать! Мне было очень приятно использовать ножеточку, прям, поэтический подарок получился! Согласитесь, это очень грязно, развратно и пошло в итоге выглядит — преподнести своей матери универсальную точилку, с помощью которой через пару месяцев я отшлифую пару больших столовых ножей, которыми затем отсеку ей писечное мясо! А она ещё тогда меня благодарила, мол, спасибо, сыночек, как здорово, наконец-то, а то все ножи в доме уже тупые! Хе-хе, всегда пожалуйста, мамочка, всегда пожалуйста. Что угодно для твоего клитора!
  Знаете, когда человек умирает, родственники часто начинают задумываться и вспоминать предшествующие события в разрезе «вот он, получается, вчера последний раз в кино сходил» или «последний раз за руль сел». У меня в этот вечер были какие-то схожие чувства и мысли каждый раз, когда я глядел на свою маму: вот она идёт в ванную – что ж, мамочка, это последний раз, когда ты принимаешь душ, намыливаешь и вытираешь свои сосочки; вот мама желает мне спокойной ночи и идёт в свою постель – спокойной ночи, мамочка, у тебя есть последняя возможность в жизни выспаться с торчащим крохотным пупырышком меж твоих половых губ. В следующий раз ты будешь засыпать уже без него!
  На ночь я поставил на зарядку свою видеокамеру, так как хотел запечатлеть на память все предстоящие события до последней детали! Завтра предстоит удивительный день, который, уверен, никто из нас никогда не забудет! Особенно наши послушные матери. Так уж сложилось, так повернулась судьба, и теперь им предстоит тяжёлое испытание – положить кусочки своих половых органов на алтарь любви

Мой мучитель

Как меня сделали лесбиянкой

Наши игры с отцом (1 глава)