взглядом. Он впился в него зубами, перед этим языком проведя там, где тот был покрыт нектаром любви.
Моё внимание вновь переключилось на Ржевского. Спустившись с фонтана русалки, рот которой доверху наполнил спермой, он раком стоял под рождественской ёлкой. С неё он снял ангела. Напористо он пытался ему «засандалить». Думаю, в его глазах это была сексапильная красотка с большими буферами и бездонной вагиной. Одно было неоспоримо, в них читалось желание утонуть в ней.
Поручик пока пытался изнасиловать ёлочную игрушку, я взяла серебряное блюдо с пирожными. Одно за другим я их всовывала себе в лоно. А затем я их бросала кавалерам, дамы которых покинули зал. Как свора голодных псов они дрались за них. Когда мне это надоело, я громко позвала поручика, в руках которого только что рассыпался стеклянный ангел — не выдержав напора его окаменевшего пениса, он превратился в груду осколков.
Ржевский, облизываясь, навис надо мной. Его член колом взвился ввысь. В глазах его читалось желание «засандалить». Взглядом я ему показала, чтобы он принёс с соседнего стола пиалу с чёрной икрой. Уже через минуту я, раздвинув широко ноги, чайной ложкой насыпала во влагалище икру. Это была моя давняя секс фантазия, которую я решила публично осуществить.
Я испытывала невероятное блаженство, когда поручик ложкой набирал чёрную икру из моей вагины, с жадностью глотая её. А затем его язык проник в меня — как же он страстно вылизывал пизду! Экстаз взял меня в крепкие объятия. Чтобы усилить его, я в промежность вылила бутылку шампанского и притянула голову поручика к клитору. Как же он жадно сосал его! Я кончала и кончала. Казалось, что наслаждение будет длиться вечность.
Мой обнажённый кавалер после того как выпил из лона всё шампанское принялся языком вылизывать анус. Чтобы ему подсластить, чтобы моя сладкая дырочка показалась ему райским наслаждением, я рукой потянулась к тарелке с пирожными. Одновременно я захотела попу поднять как можно выше.
Пирожное уже было в моей руке. В последний момент оно выскользнуло, а я завалилась на бок. Следом за мной упал поручик. Стол, не выдержав двойного удара, с грохотом перевернулся. Я оказалась лежащей на полу. Мой кавалер лежал в стороне накрытый столешницей. Моя грудь была в креме — на неё упал торт. На вульве лежала клубника, а на ногах злополучные пирожные. Меня это нисколько не смутило, и даже то, что после падения болело правое бедро, а ещё затылок.
Приподнявшись, я принялась крем размазывать по телу. Я его втирала в полусферы пышной груди, будто это мазь. А затем, я им наполнила влагалище. Получилось секс пирожное, которое я сверху украсила клубникой, выложив из неё сердце.
Ржевский, выбравшись из-под столешницы, по-пластунски подполз ко мне. Нежно он руками водил по моим бёдрам, а языком страстно облизывал покрытые кремом крупные соски. Затем он начал продвигаться вниз, не уставая им водить по моему телу. Постепенно он спустился к животу. Облизав его, он принялся пылкими поцелуями покрывать лобок и вульву. Зубами он вытянул клубнику, крепко засевшую между подовых губ, будто охранявшую вход во дворец наслаждений. Теперь ничто не мешало погрузиться в лоно — в его сладкую пучину.
Предчувствуя неземное наслаждение, я запрокинула голову. Но поручик, этот усатый чёрт, почему-то медлил. Я уже открыла рот, чтобы наградить его парой крепких эпитетов как заметила, что он собирает раскиданные по полу свечи. Уже через минуту они зажжённые стояли на мне, вновь покрытой слоем крема. Одна стояла между пышных грудей — подсвечником для неё было спрятанное под холмиком крема пирожное. Вторая свеча стояла в моём пупке, а третья во влагалище. Получился рождественский секс торт.
Взглядом, позвав собравшихся зрителей, я прокричала: «Задуйте свечи!»
Из того что было дальше, я мало что помню. Выпитое шампанское кружило голову, галлюциногенный порошок дарил беспамятство. Из собранных вместе обрывков воспоминаний слаживалась неприглядная картина. Я была то боком, то раком, то сверху, то снизу, а то, как начинка пирожка. Меня одновременно имели во все сладкие дырочки. И это продолжалось до тех пор, пока моя пизда не провисла до пола. А ещё я писала, направив струю вверх. Золотым дождём она обрушилась на кавалеров, языками пытавшихся поймать каждую каплю.
Последнее воспоминание рождественского вечера было о том, что я вместе с Ржевским и двумя полуголыми девицами, теми самыми, из-за которых всё началось, покинула бал…
-Да уж, — пробормотала Ростова, отводя взгляд от дневника.
Некоторое время девушка, сидела, молча, а затем принялась корить себя.
-Вот это скандал, так скандал! Теперь в глазах всего высшего света я падшая женщина! Я опозорена! Хоть я мало помню концовку вечера, но это была самая настоящая оргия!.. О боже! — спохватилась Наташа, вновь ощутив страшную боль в промежности, из которой торчало голенище сапога. — И это при всём том, что я ещё не читала о событиях рождественской ночи! Судя по всему… продолжение было бурным!!!
Ростова с ненавистью посмотрела на дневник, поведавший ей о том, насколько она опустилась. А ещё она предчувствовала, что он в себе таит более неприглядные события, который могут вылить на неё море позора — утопить в нём. Как бы там ни было, но женское любопытство требовало от неё, чтобы она продолжила чтение. Ведь она только узнала о том, откуда на сиськах крем, да и то частично. Она точно помнила, что на балу крем был клубничный, а этот персиковый. Но это сейчас было не важно. Ей больше прежнего хотелось узнать, как сапог оказался у неё в промежности, а так же почему её попа объята огнём боли, а ягодицы Ржевского утыканы еловыми иголками, и почему в доме переворот. Но самое главное, она страстно жаждала узнать кто автор матерных надписей на её животе и лобке…

Голодная клиентка.

Незапланированная поездка с незнакомцем.

Семья нудистов