чувство юмора, раз на старости лет он решил подкинуть мне такой подарок. Я особо не запоминал, и не считал сучек, которым посчастливилось когда-то поскакать на моём члене. Много их было, очень много. Но одну всё-таки вспомнить пришлось.
Это была угловатая надоедливая соплячка, свалившаяся на меня как снег на голову, и принёсшая вслед за собой кучу новых проблем. Терпеть меня не могла, да и я был от неё не в восторге. Но бухло сделало своё дело, и одной дождливой ночью мы неплохо так поелозили друг на друге, если память мне не изменяет. Вот только случилось этого до того, как я подхватил заразу, сделавшую меня эдаким повелителем мутантов. Так какого хрена эту способность получил и Дилан? Как, мать твою за ногу, и страпоном в ухо, это вообще работает? Подобный вопрос следует адресовать создателям заразы, либо каким-нибудь другим яйцеголовым в белых халатах, потому как никто другой на него ответить не сможет.
Так или иначе, когда я видел ту соплячку в последний раз, живот у неё был такой же плоский, как и сиськи, что и неудивительно, так как с момента нашего перепихона прошло не так много времени. Она тогда ещё хотела свести счёты с жизнью, но видимо в итоге передумала, и Дилан тому живое подтверждение. Твою же мать! Вот и нахрена мне на старости лет такой подарок и что мне с ним делать? Понятия не имею! Вариантов ноль. Со временем, возможно и появятся, но до того момента сначала надо дожить.
На подходе к Эфису меня встречает усиленная охрана. Все такие хмурые и серьёзные. Меня начинают очень тщательно обыскивать, разве что с фонариком в задницу не лезут. А поскольку на протяжении обыска меня держит на прицеле хмурый солдафон, появляется стойкое ощущение, будто я участвую в групповухе. Желая отвлечься от неприятных мыслей, как бы невзначай поглядываю в сторону и замечаю, что стоящий у стены ящик, на который раньше никто не обращал внимания, бесследно пропал. И до него добрались, сучки армейские!
— Вы бы поскорее с этим заканчивали. А то я уже потихоньку начинаю возбуждаться, — говорю ощупывающему меня солдату.
Тот кривится, и смотрит на меня как на кучу дерьма.
— Шучу-шучу, не волнуйся. А даже если бы и не шутил, ты всё равно не в моём вкусе, — подливаю масла в огонь.
Тот кривится ещё сильнее, и судя по физиономии очень хочет как следует мне врезать по морде или яйцам. Наконец, обыск подходит к концу, и меня пускают в город. Не теряя времени даром, сразу иду на местный рынок, где закупаюсь жратвой и патронами, а также покупаю немного медикаментов. Приобретя всё необходимое, хочу было покинуть этот поганый городишко, как вдруг замечаю Отто. Тот со скучающим видом бродит по рынку, а когда замечает меня, хмурится, и жестом даёт понять, что нам необходимо поговорить наедине. Пожимаю плечами, и иду за Фальком.
С доком я познакомился месяцев шесть назад, когда выбрался из своей норы ради дальней прогулки в сторону Чистилища. Нашёл его на дне глубокой канавы, всего грязного и ободранного, да ещё и с вывихнутой ногой. Отто был тогда чуть живой, и практически смирился с тем, что станет кормом для падальщиков или троглодитов. Помогать Фальку я не собирался. Гораздо больше меня заинтересовал его рюкзак с припасами и ботинки. На моих дерьмодавах подошва держалась на честном слове, и была готова отвалиться в любой момент. Добрый самаритянин — это не про меня. Но я всё-таки решил им немного побыть, когда узнал, что Отто — доктор. Рюкзак с припасами и новая обувь — это хорошо. А врач в качестве должника — ещё лучше. Он и вылечить сможет, если случится какая-то непредвиденная хрень, и в случае необходимости подкинет каких-нибудь медикаментов. Если только не окажется неблагодарным жадным быдлом. С Фальком мне повезло. За своё спасение он меня отблагодарил, не ограничившись одними словами, а после нескольких распитых вместе бутылок самогона мы даже смогли подружиться.
— Что это был за парень, которого ты прислал ко мне прошлой ночью? — спрашивает Отто, после того как я захожу за ним в его дом, и закрываю за собой дверь.
— Мой дальний родственник, который оказался чуть ближе, чем я думал, — отвечаю загадочным тоном.
— Это как?
— Троюродный внучатый племянник моего сводного отчима.
— Чего?
— Ничего. Забудь.
Отто недовольно хмыкает.
— Как же, забудешь тут. Парень разворошил козлиное гнездо. Так он армейцам поднасрал, что до сих пор воняет!
— В каком смысле?
— В прямом. Я случайно подслушал о чём говорят солдафоны. Комендант не успел рассмотреть того, кто его вырубил, и пришёл к выводу, что прошлой ночью в Эфис пробралась целая группа диверсантов с «Эгиды»!
Я уж присвистнул. Похоже комендант неслабо так штаны испачкал. Либо просто не захотел признаваться, что его застал врасплох какой-то одиночка, не имеющий к «Братству» никакого отношения. Второй вариант показался мне более правдоподобным. Большинство армейцев не такие крутые, какими пытаются казаться.
— И что дальше? Посты эти придурки усилили. Ящик тоже нашли. Неприятно, конечно, но жить можно, — бормочу оптимистичным тоном.
— Да забудь ты про посты и про коробку! Армейцы решила раз и навсегда покончить с «Братством». Сегодня. Поднимут в воздух авиацию, и пустят «Эгиду» ко дну.
— Да ладно? Ты серьёзно? И ста лет не прошло, как эти придурки отрастили яйца. Но лучше уж поздно, чем никогда.
Отто тяжело вздыхает.
— Так-то оно так, но всё равно это скотство. Поганое это дело — топить целый корабль со всеми его обитателями, и добивать каждого, кто выберется на берег, — говорит док.
— Да брось ты! Тебе что, жалко эти полоумных в балахонах? — спрашиваю я, не веря своим ушам.
— Нет конечно! Если бы их собрали всех месте, и бросили в одну гигантскую мясорубку, я собственноручно нажал бы на кнопку «пуск»! — заверяет меня Фальк.
— Тогда в чём дело?
— На борту этого корыта не только полоумные фанатики, но и дети! Не меньше трёх десятков мальчишек и девчонок. Вот уж кто, а они точно не заслужили, чтобы их взрывали, топили и расстреливали!
Хочу было спросить, не ошибся ли он, назвав такое количество, но вовремя одёргиваю себя. Буду много болтать, и Отто начнёт задавать вопросы, отвечать на которые мне не слишком хочется. Дилан и его подружка привели с собой где-то 6—7 спиногрызов. Вопрос — где ещё два десятка детей? Ответ — всё ещё на корабле. А вполне возможно уже совсем в другом месте. И вытаскивать их оттуда никто не собирается. Многие считают членов «Братства» — чокнутыми идиотами. С тем что они чокнутые, я полностью согласен. А вот по поводу идиотов я бы поспорил. По крайней мере их лидера, с которым я умудрился найти общий язык, идиотом назвать трудно.
— Да уж, паршиво. Жалко детишек, — говорю я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.
— Хорош заливать, старый пройдоха! Насрать тебе на всех, кроме себя самого! — ворчит Отто.
— Плохо же ты обо мне думаешь, дружище.
— Да я вообще о тебе не думаю! И вообще, вали уже отсюда. Смотреть на тебя тошно.
В ответ ехидно улыбаюсь, не принимая сказанное близко к сердцу. Отто ещё и не так со мной прощался. Перед тем как свалить из Эфиса, ещё раз заскакиваю на рынок, и приобретаю рацию. На маяке у меня одна точно такая же где-то валялась, но где именно я понятия не имел. Возвращаться и искать её — пустая трата времени. Особенно теперь, когда этого самого времени в запасе осталось очень мало. На выходе из города охрана обыскивает меня не столь рьяно, и не найдя ничего подозрительного, с чистой совестью отпускает.
Оказавшись за воротами, отхожу на сотню метров, достаю рацию, и настраиваюсь на нужную частоту. Поначалу по ту сторону слышно лишь шипение, и я начинаю опасаться, что армейцы задействовали какие-то глушилки, пока не слышу до боли знакомый хриплый голос.
— Да. Внимательно тебя слушаю, — говорит Айзек — лидер «Братства».
— Ваше корыто очень скоро пойдёт ко дну. Так что если есть возможность, а насколько я помню, она у вас есть, живо сваливайте.
Слышу по ту сторону ехидный смешок.
— Уже свалили. Но спасибо за предупреждение.
— Всегда рад помочь. Особенно когда есть стимул.
— Награду получишь позже, когда всё утрясётся, и военные хоть немного успокоятся.
На этом наш разговор подходит к концу. Я убираю рацию и с чувством выполненного долга бреду к маяку. Вернувшись, застаю Дилана, учащего детишек метать нож. Его подружка сидит в углу, и со скучающим видом ковыряет в зубах.
— Разбери и разложи всё как надо, — говорю я, и бросаю девчонке мешок с припасами.
Та его ловит, и недобро щурится. Если бы взглядом можно было убить, то я бы не только сдох, но ещё и пару раз обосрался в процессе. Только вот меня такими штучками не проймёшь — иммунитет у меня к злым гляделкам. И вообще, в своём доме я полноправный хозяин, а кого это не устраивает, тот или та может пососать мой сморщенный леденец.
— А ты не охренел, козёл старый?! — набычилась бывшая пациентка.
— Да, охренел. И что? — перевожу взгляд на Дилана. — Пойдём пройдёмся. Разговор есть серьёзный.
Парочка обменивается взглядами. Парнишка решительно кивает, а девчонка недовольно фыркает, но всё же начинает разбирать содержимое мешка. Мы же выходим на улицу, и неторопливо шагаем в сторону побережья.
— Детишек любишь? — как-бы невзначай спрашиваю я, после того как мы отходим от маяка метров на двадцать.
— Давай не будем тратить время на всякие намёки и подводки, и ты сразу перейдёшь к делу, о котором хотел со мной поговорить? Договорились?
— Может тогда для начала расскажешь мне о своих дальнейших планах?
— Обойдёшься.
— Хорошо. Тогда это сделаю я. Ты хотел пробраться на «Эгиду». Сначала я думал, что ты хочешь обокрасть этих чудиков, но потом понял, что дело в другом. Тебя волнуют дети, а не какое-то барахло, не так ли?
— С чего ты это взял? — спрашивает Дилан, не торопясь подтверждать или опровергать мою теории.
— Есть такая штука полезная — интуиция называется. Может слышал о такой?
— Да так, краем уха. И вообще, тебе то какое дело чем я занимаюсь?
— Думаю о том, чтобы помочь тебе. И поверь, моя помощь тебе очень пригодится.
Дилан подозрительно щурится, по всей видимости просчитывая, стоит ли мне доверять.

Дух деревни

Совсем одни

Девятый день заключения