но это были какие-то «левые» пассажиры — колхозники в мешками и корзинами, видно проводница немного левачила, подсаживая их на одну-две станции. По-фигу. Не моё дело.
Чай выпили как то очень быстро. Лиля старалась не смотреть на меня, кормила мужа, дала ему какую-то таблетку «от головы». Я переоделся, собрал вещи в сумку, попрощался с летчиком, кивнул его жене и пошел к выходу, в тамбур. Бросил на пол чемоданчик и сумку и тут, через мутное стекло тамбура, увидел, что моя сучка, отдавая проводнице стаканы спрашивает ее и та, понимающе улыбаясь кивнула в мою сторону. Лилька ворвалась в тамбур, в одном халатике, глазки мокрые, вцепилась в воротник моей куртки, встала на цыпочки и шептала мне: — Миленьки, хороший мой... прости меня... прости суку... — она сунула мне в карман бумажку: — Вот телефон... московский... позвони? Спасибо тебе... прощай... Я поцеловал ее и поезд стал тормозить: — Лиль, ты умница... спасибо тебе... ты хорошая. Иди, замерзнешь... Письку застудишь, сучка... Пока!... Она смахнула слезы и улыбаясь шагнула в вагон, прошла пару шагов и обернулась, осторожно махнула ладошкой, что бы не видели сзади, прикусила губку и ушла...
Я потом благоразумно выбросил телефон Лилии, дураку ясно, что такие звонки до добра не доводят, да и что толку? У нее семья, какая ни есть, а все-таки... Продолжения у этого «романа"точно бы не было, да и не надо было оно...
На платформе меня встречал двоюродный брат Вася на зеленом Москвиче-2140 с замерзшими напрочь стеклами. Мы положили вещи в багажник и «мой» поезд тронулся. Я проводил его взглядом и, как мне показалось, наверное, различил в освещенном окне мою шлюшку и махнул в след рукой...
Москвич, ревя мотором, прыгал по ухабам, фары выхватывали из темноты деревья, заборы, сугробы... Мы ехали к отцовскому родному селу... Впереди были другие приключения.

Язык чешется

Моя ненасытная жена

Мой герой.