обнаружив признаки беременности. — Но странно, как это могло случиться?— думала она входя в кабинет Матильды Краузе.
— Я не знаю, как объяснить вам это, но девочка беременна, — сказала она настоятельнице.
— Святая Женевьева! Неужели правда? — побледнела Матильда Краузе, вы ошибаетесь, этого не может быть!
— Я и сама вначале сомневалась, — сказала врач, — так как девственность девочки не нарушена, но тогда, как это могло произойти? Трудно сказать. По всей видимости, сношение с ней имел мальчик с неразвитым членом, но с созревшим семенем.
— Невероятно, но у вас в обители нет мальчиков. Вы все же вероятно ошиблись, — сказала настоятельница.
— Я утверждаю, что виновником был мальчик, — возразила врач.
— Хорошо, хорошо, — холодно сказала настоятельница, — но я знаю, что вы ошиблись. В моем учреждении не может быть такого ужаса.
И, вставая, Матильда Краузе, с достоинством и гордостью подала врачу пакет, оплачивая не столько визит, сколько молчание.
Та с улыбкой поклонилась и вышла, предварительно приведя в чувство все еще спящую девочку.
Девочка все еще лежала на постели, когда Матильда Краузе вошла к ней, чтобы приступить к допросу.
— С тобой не случалось в последнее время, ничего, милая девочка?
— Неужели она узнала, что я бегаю к садовнику? — подумала Клариса с испугом, но в тот же миг решила не выдавать его, чтобы не случилось.
— Ничего такого, чего бы вы не знали, — ответила она с твердостью.
— Ну, например, как бы это сказать тебе... Ты становишься взрослой... — путалась настоятельница.
— Да, я уже большая, — согласилась Клариса. — Ну, так вот, — продолжала настоятельница, — пришло время открыть тебе тайну. Как, ты думаешь, появляются дети? — спросила она.
— Кажется их приносят аисты, но мне что-то не вериться. — И верно, — подтвердила настоятельница, — их приносят не аисты, а женщины.
— Женщины? — изумленно спросила Клариса, — как же это? — спросила она, заинтересованная тем, что детей приносят женщины, это было для нее новостью.
— Видишь ли, это трудно объяснить, словом тут должен участвовать мужчина, — бессвязно говорила настоятельница.
— Когда девушки выходят замуж, тогда появляются дети — дополнила она.
— Отчего же это? — спросила Клариса, начиная как будто что-то понимать.
— Это такой закон природы, мужчина близко соединяется с женщиной и тогда в животе у нее заводится ребенок.
Вдруг все осветилось в голове Кларисы, и она, вскрикнув, закрыла лицо руками.
— Говори, говори несчастная, как это случилось? — строгим голосом допытывалась настоятельница, треся за плечо девочку.
— Я и сама не знаю, как это случилось, — прошептала Клариса в смущении и со слезами на глазах.
— Говори, или Святая Женевьева поразит тебя громом! — тревожно произнесла настоятельница.
— Это было... это было давно, — начала захлебываясь от рыданий Клариса. — я зашла в глубину сада, никого не было вокруг. Вдруг вижу, какой-то человек спустился со стены и бросился на меня, — сочиняла Клариса.
— Это, наверное, был мальчик? — прервала настоятельница. —
Когда я очнулась его уже не было, я его не рассмотрела, испугалась и упала в обморок...
— Ну, ну, — торопила настоятельница, — ты на себе ничего не заметила особенного? — продолжала она, не подозревая лжи и твердо веря, что девочка осталась вполне непонимающей и невинной, и стала жертвой откуда-то взявшегося развратного мальчишки.
— Только платье было смято и расстегнуты кальсончики, — ответила Клариса.
— И ничего больше? — спросила настоятельница. — Ничего больше я не помню, — ответила Клариса, радуясь, что ее милый садовник не открыт.
— Дитя мое, — произнесла настоятельница, возложив руки на голову своей воспитаннице, — этот негодный мальчишка наградил тебя ребенком.
— Но как он мог сделать это, — задумчиво произнесла Клариса.
— Из капельки образуется человек, — ответила Матильда Краузе.
Клариса ничего не ответила, думая про себя: «Ничего себе капелька. Целые ручьи». — С тобой случилось несчастье, — продолжала настоятельница, — и долг нашей обители требует того, чтобы ты на время скрылась с глаз мира. Ты должна сегодня же ехать к матери Камелии, в ее отдаленный монастырь и там погостить, пока все будет улажено.
Клариса заплакала, видя, что ее разлучают с садовником. В этот же день тихонько от подруг, были уложены все вещи Кларисы и отдано было распоряжение приготовить карету. Как только стемнело, Клариса выехала из монастыря в сопровождении одной из старых монахинь. Правя лошадьми, Ксаверий, с сожалением и грустью смотрел на ссылку милой девушки, обвиняя себя в том, что не смог предохранить этот дивный цветок от зачатия.
Когда они ехали лесом, Клариса заметила, что монахиня спит, и надумав еще раз испытать уединения с садовником. Открыв дверь кареты она тихонько сказала, обращаясь к садовнику:
— Жаль, что ты сделал мне ребенка, но вероятно, не доделал. Я бы предложила тебе с удовольствием, пока спит старая карга, докончить свою работу, потому, что мне хочется, чтобы ты сделал... это?
К ее изумлению глухонемой, казалось, понял ее, так как тотчас остановил лошадей и, спрыгнув помог девочки выйти из кареты.
— Да он умный человек, — подумала Клариса, выходя из кареты.
Тотчас же за деревьями, поставив девочку на четвереньки и спустив с нее кальсончики, Ксаверий с огромным удовольствием запустил свой «палец» в ее «ямочку», но сделал это так стремительно и быстро с силой, не жалея больше девственную плеву, в которой уже не предвиделось надобности.
Девушка вскрикнула от неожиданной боли, но зато тотчас почувствовала, что только теперь садовник работает без всякой удержки, с полной силой и яростью, доставляя себе и ей жгучее наслаждение...
Больше часу стояли лошади, и все это время, они с маленькими перерывами соединялись друг с другом, зная что им больше не придется встретиться. Спустя немного времени, они подъехали к одинокому монастырю, который скрывал в стенах девочек, ставших жертвами монастырского воспитания.
Невеселый приехал Ксаверий домой. Ему было до боли жаль девочку, которая, по-видимому, серьезно к нему привязалась. Монастырь потерял для него прежний интерес, тем более, что после истории с Кларисой, надзор за концом сада был вновь усилен и теперь ни Тереза, ни Сильвия не могли прибегать к нему в беседку. В один прекрасный день он исчез, мимикой объясняя надзирательнице, что его призывают к себе престарелые родители.
Клариса родила здорового ребенка, сына, что ей не помешало, два года спустя, выйти замуж за старого барона Аренголь. Блистая на балах, будучи предметом восхищения и преклонения молодых людей, она все же была верна своему мужу, и только в своей душе она с нежностью хранила свою первую любовь и страстные ласки монастырского садовника.
Однажды, на одном балу, во время танцев к баронессе повели молодого человека, отрекомендовав его Ксаверий де Монталь.
Посмотрев на него, она вскрикнула от неожиданности, до того он был похож на монастырского садовника.
— Вы мне удивительно напоминаете одного, когда-то близкого, человека, — заметила она, играя веером и смотря на него.
— Мне приятно сознавать, баронесса, что вы напоминаете мне в свою очередь одну милую близкую мне девушку, — любезно ответил садовник Ксаверий де Монтель, целуя у нее руку.
«Просто подозрительно, — думала она, — лицо, глаза — садовника, но тот же был простолюдин и глухонемой, а этот в изящном костюме, с безукоризненной внешностью, прекрасно говорит и слышит.
Ксаверий ни одним жестом не обнаружил ей своей прежней близости, не предполагая, как именно теперь она мечтает о садовнике.
Она отнеслась снисходительно и дружелюбно, под впечатлением встречи с человеком, напоминающим ей ее прошлое, ей очень захотелось вкусить, хотя бы только раз, былых восторгов, если уж не с ним самим, то хоть бы уж с его удачной копией.
Спустя немного времени, она, в отсутствии мужа, пригласила его в свою спальню.
Трепеща от ожидаемого наслаждения, Клариса Аренголь нервно сбрасывала с себя принадлежности туалета, пока не осталась совершенно обнаженной, придерживаясь того правила, что если уж отдаваться — то совсем, а если нет, то не давать ему никаких надежд.
Сверкая ослепительной белизной тела, с горящими страстью глазами она подошла к постели, на которой уже лежал Ксаверий, восхищаясь ее стройностью и красотой.
Не успела она занести ногу на кровать, как сам Ксаверий, ловким и сильным движением посадил ее на свой огромный член, горевший страстным желание... она задрожала в восторге, чувствуя, с какой страстью и силой он вогнал его в былую «ямку».
— Ты... ты... был садовником... не отпирайся, я не ошиблась, прошептала она, закрыв глаза в экстазе.
Ксаверий не ответил ни слова, зная, что она уже понеслась, забыв все на свете. Она скакала, как бешеная, пока не почувствовала, что наступает конец, вот сейчас, еще минутку... Взглянув в искаженное от наслаждения лицо, Ксаверий, который уже выбросил свою жидкость.
Клариса, охваченная сладострастием, упала к нему на грудь, с бешеным азартом работая бедрами, и со стоном впилась ему в губы.
Через несколько минут, лежа, обнявшись, они весело вспоминали монастырь и свои первые дебюты. А спустя несколько часов после неоднократных поездок в царство любви, когда ему уже нужно было уходить, Клариса подвела его к детской кроватке, на которой спал ребенок.
Она с неожиданностью сказала:
— Смотри, это твой ребенок, я сберегла его для тебя!
Он поцеловал ее руку и, глубоко тронутый, вышел дав себе слово никогда не расставаться с этой чудесной женщиной и хорошей матерью.
Нечего и говорить, что спустя некоторое время баронесса Аренголь переменила фамилию, выйдя за своего милого садовника, как она всю жизнь называла своего дорогого Ксаверия.

У бабули в гостях

Сестра лентяйка

Ночь с сестрой