В углу на полу он обнаружил свое пальто, отряхнул его и бросил на койку, а затем присел на нее сам, упершись локтями в колени и свесив вниз голову, чтобы растянуть мышцы шеи. Он с облегчением выдохнул, но тут же почуял все ее соблазнительные запахи. Он весь пропах этой чертовой девственницей! Облизала его всего, как щенок! Почему только он ею не воспользовался?!
Ник прислушался. Она была еще совсем близко — он догнал бы ее в несколько счетов, но почему-то не хотел. Обратить ее что ли для разнообразия? Только на кой ему нужна такая морока? Какая-то сумасшедшая дуреха, которая дружит с бомжами и верит в вампиров... Надо было хотя бы спросить ее о... о чем-нибудь... Честно говоря, он уже давно отвык общаться по-человечески и тормозить свои животные инстинкты. Творчество и охота в полном одиночестве заполняли его существование последние тридцать лет и, честно говоря, ему совершенно не хотелось менять порядок всех вещей. Долгосрочные союзы никогда не были его коньком, даже в его первой жизни до перерождения...
Он заметил на полу шприц с раствором, который она обронила. Проявитель для рентгеновской пленки! Это ж надо было додуматься! У девчонки совсем с головой плохо. Ник хотел было рассердиться, но почему-то ухмыльнулся и снова вслушался. Ее сердцебиение наконец растворилось в посторонних шумах и вибрациях. Ник накинул пальто, пятерней оправил волосы и взглянул на часы. Десятое мая, одиннадцать вечера. Оказывается, он ровно сутки провалялся без сознания. Вот чертова засранка! Ник поднес к губам пальцы, которыми ласкал ее влажную киску, и медленно потер ими нижнюю губу, запоминая ее запах. А теперь на охоту...
— Ну, давай же... вали отсюда, глупая зайка, пока я не передумал

Жизнь в свое удовольствие.

Как меня отодрали в попку

Язык чешется