долго. Непохоже на Родиона, тот всегда в движении. Наконец, человек идёт к квартирам.
Мы облегчённо вздыхаем, смеёмся и возвращаемся к поцелуям.
«Всё-таки ты у меня кончишь сегодня», — наверное, думает Мириам, натирая задом мой пах через джинсы. Она в первый раз вышла из конюшни и гарцует перед наездником, демонстрируя таланты.
Я сдаюсь, стягиваю с неё джинсы, сдвигаю набок белую ажурный треугольник стрингов и тут же вгоняю в шоколадку восемнадцать сантиметров пульсирующего кнута. Он проскальзывает внутрь, как раскалённый нож в масло.теряю её. Сейчас она выйдет, накрутится, в следующий раз её уже не выведешь на откровенный разговор. Ну почему, почему я совсем не чувствую себя Господином? Почему я всё время боюсь потерять её? Нет, это я — Раб, исполняющий желания и прихоти капризной Хозяйки.
Какое-то отчаяние охватывает меня.
— Мириам, постой. Что я должен делать?
Она неуверенно задерживается в дверях. Включаю нежность:
— Научи меня, пожалуйста.
Она разворачивается, бредёт назад, понурив голову. Садится, скупо объясняет правила игры, как по учебнику. От необходимости таких отношений у меня, честно говоря, голова идёт кругом.
— Ну почему всё так сложно? — спрашиваю её. Во мне борются возмущение и жалость. Я хочу здоровые отношений, а не этот бред.
Мы говорим по душам не меньше получаса, я по-прежнему не могу прийти в себя. Я должен видите ли делать ей больно и унижать её, потому что она чувствует себя виноватой. Психотерапевты и антидепрессанты уже не помогают. Одиночество и чувство неполноценности задавили её так, что она каждый день думает о самоубийстве. И только боль, которую она научилась причинять сама себе, помогает ей на время забыть о фальши и лжи, которые стали её жизнью. И вот я — единственный человек, с которым она нашла общий язык, кто по-настоящему верит в её женскую сущность, — отказываюсь ей помочь.
Я тяжело перевариваю информацию о тайном желании Мириам свести счёты с жизнью. Я боюсь, я готов на всё, лишь бы этого не случилось. Где-то в глубине души я догадываюсь, что Мириам может шантажировать меня таким образом, но отступать смысла нет.
— Ну хорошо. Давай попробуем, — решаю про себя, что буду действовать аккуратно. — С чего начнём?
В руке у неё появляется ключик размером с ноготь. Она задирает платье, отводит в сторону ажурный треугольник стрингов, обнажая вымя, спрятанное в плетёном пластиковом чехле, похожем на корзинку. Сквозь дырочки я вижу, как мошонка и член свободно лежат внутри. Мириам вставляет ключик в отверстие у основания сбоку и размыкает чехол. Изнутри он весь покрыт сотнями иголок и похож на ежа, вывернутого наизнанку. Иголки готовы впиться в малейшую эрекцию. Они хитро расположены: сверху и спереди, а не снизу. Направлены в центр и не оставляют шансов.
Неожиданно вымя, почувствовав свободу начинает расти. Мириам наспех запихивает его назад, с трудом защёлкивает ежа и поворачивает ключик. Её лицо искажается в гримасе боли. Она жмурится, оголяя жемчужные зубы, сжимает ежа обеими руками, пританцовывая, как будто безумно хочет в туалет.
Постепенно она успокаивается. Видимо, от боли возбуждение быстро спадает, вымя теряет твёрдость и вяло опадает, в дырочках чехла появляются бреши.
Мириам даёт мне ключик:
— Ты мой Господин.
Мне хочется тут же освободить рабыню из заточения, нельзя, чтобы вымя Мириам пострадало.
— Я твой Господин? — кисло улыбаюсь.
— Да, Господин, — Мириам снова включается в игру. В её голосе слышны печаль и смирение, она опустила взгляд и всем видом выражает покорность.
— И ты будешь кончать, когда я разрешу? — усмехаюсь.
— Да, Господин.
Вставляю ключик в ежа, расстёгиваю его. Беру пластиковый стаканчик из-под кофе, даю ей.
— Кончай. Прямо сейчас, — складываю руки на груди, злорадно улыбаясь.
Она облизывает губы, начинает активно мастурбировать. Вымя стремительно вырастает до гигантских размеров. Она не шутит, дрочит, как сумасшедшая, пытаясь поскорее кончить в стаканчик. Тяжело дышит, кряхтит. От осознания того факта, что она послушно сливает очередную порцию глазури, которая, возможно, стоит сто тысяч евро, у меня отваливается челюсть. Я останавливаю её, когда она переходит к заключительной стадии.
— Хватит, — рявкаю на неё и тащу за руку в ванную. Включаю ледяную воду и душиком поливаю раскалённое вымя над раковиной. Оно постепенно опадает.
— В следующий раз кончишь в воскресенье во время шоу, как обычно. Поняла? — меньше всего мне хочется, чтобы мы лишились работы из-за дурацких игр.
— Да, Господин.
Мы возвращаемся в прихожую.
— Сейчас переоденься и отдыхай до пятницы, — на самом деле мне не обязательно наказывать её сегодня. Достаточно проявить властность.
Она вопросительно смотрит на меня.
— Что ещё?
— Вы меня не хотите, Господин? — обиженно шепчет она. Снова тот страх быть отвергнутой. Я совсем запутался: когда началась игра, когда игра стала реальностью, когда закончится, если вообще закончится? И кто тут Господин?
— Хочу, но боюсь, что ты можешь случайно кончить. Тогда нам обоим крышка.
Она достаёт вывернутого ежа и ключиком, торчащим сбоку.
Я киваю:
— Надевай.
Чёрт с ней. Пускай страдает, если хочет.
Через минуту она стоит передо мной в полном обмундировании, готовая к безопасной эксплуатации.
— На колени.
Послушно опускается вниз. Я скидываю джинсы, трусы — мой член торчит уже в сотый раз за сегодняшний день.
Мириам начинает сосать, смотрит на меня, не отрываясь, вверх. Её лицо искажается в знакомой гримасе боли, ёж в паху заполняется плотью и начинает подрагивать. Она стонет, жмурится, оголяя зубы.
— Нежно. Не кусать.
Из её глаз сыплются слёзы. Она давится, продолжая сосать. Я представить себе не мог, что она выкрутит ситуацию в такое садо-мазо. Она рыдает, всхлипывает и продолжает сосать. Мне жалко её, но я не знаю, что мне с этим делать. Она сама хочет страдать. Она придумала эту игру, она предложила использовать ежа во время секса.
Постепенно она привыкает, она выплакалась, напряжение в еже спадает. Она сосёт расслабленно. Это странное приятное ощущение от того, что она даже не возбуждается, делая мне минет.
Неожиданно чёртик в моей голове шепчет: «Заставь её страдать!»
Ставлю её к стенке и вхожу сзади. Начинаю трахать, ускоряя темп. Хватаю за груди, нежно кручу соски. Выхожу из неё, разворачиваю и целую так страстно, как только могу.
«Уж это точно должно подействовать!»
И действительно: во время поцелуя она вдруг стискивает плотно зубы, выпячивает глаза, морщится — она готова лопнуть от боли. Я продолжаю крутить ей соски.
В таком состоянии поворачиваю её к стенке и вгоняю член в каменное кольцо сфинктера. От возбуждения и боли она сдавливает меня, пританцовывая на шпильках. Я трахаю её что есть мочи, рычу, вгоняя член в зажатый анус, который совсем недавно принял бы полено, который теперь не принял бы и мизинец. Моё возбуждение передаётся ей. Сильнее тру соски, от которых у неё железный стояк. Она орёт, как сумасшедшая, сжимаясь ещё больше. Как будто боксёр схватил мой член в кулак и пытается выжать его, как лимон. Я уже не могу вырвать член из неё. Просто дёргаюсь внутри, как кобель, прилипший к сучке. С трудом взрываюсь, продавливая внутрь узкие острые струи спермы.
Торчу в ней ещё минут пять, прежде чем её анус достаточно расслабляется, чтобы я мог покинуть его. Кровь с трудом отливает от члена, и я, наконец, выхожу из неё.

Очень хотелось настоящего члена

Как я стал шлюхой

Мои долги