мой низ куда-то туда, под скрывающий халатом низ Елены Павловны. — Всё, — сказала она. — Ты привёл в порядок мою спину. Хватит её массировать. Я замер. Неужели, это всё?
— Думаешь, у меня только спина напряжена была? Сделай теперь тоже самоё здесь, — и взяв мои руки положила себе на грудь. Я ощущал рукой не только бархат её тела; под моей правой рукой ниже соска её левой груди я ощутил глухие толчки — это билось её сердце. И я сделал то, что был просто обязан был сделать. Я приник к её губам. А во время этого долгого поцелуя скользнул рукой под резинку ее трусиков. Ленка не отрываясь от меня, убрала мою руку. И сделала выпад со своей стороны. Сдернула молнию на моих брюках и высвободила, наконец, то, что давно рвалось у меня наружу. Потом плотно обхватила его рукой и резко дёрнула кожицу вниз. Я застонал. Да я хотел этого. Но она сделала это как очень неожиданно и болезненно. Я оторвался от её губ. Её глаза улыбались.
— Не обижайся, Саш, — сказала она, — Просто хотела узнать насколько ты мужик. Я было снова припал к ней. — Ну, ну. Не спеши. Успеется еще... Только, знаешь, Саш, тебе тоже в душе не мешало бы побывать. А то после твоих докомандировочных приключений, честно говоря, — она выразительно втянула воздух носом. Я почувствовал, как наливаюсь краской стыда. — Извини, Лен, — я уже не тормозил. — Как-то не подумал. — Встал и пошёл к выходу — Куда? — рассмеялась она, — думаешь, в твоём номере вода по — другому течёт?
— Нет... Но это как-то, как-то... — я пытался найти слова и не находил их. — Что как-то? — удивилась Ленка. — А как ты мне объяснишь такую вещь. Гости в номере, если с улицы, то только до 11 часов... Так?
— Так..
— Сейчас ты у меня. А время около 2-х часов ночи. И никто нам ничего не говорит. А что это значит? — Что? — глупо спросил я. — Это значит, — она обняла и привлекла к себе. — Это значит, что нам можно всё... Понимаешь? Абсолютно всё... Иди в душ... Надеюсь, тебя не смутит мой халат. Он женский. Другого просто нет. Сам понимаешь... Ну что Вам сказать, я ещё дверь душа не открыл, а во мне уже стояло всё. И в первую очередь вопрос: почему и за что? Я прекрасно понимал, что последует дальше. Не понимал одного и самого главного, что Елена Прекрасная нашла в этом замухрышке, то есть во мне? Столько людей добивалось её благосклонности. И далеко, не последних людей. Сам тому был свидетелем. Я поставил воду на максимально холодную, которую мог вытерпеть, жадно ловя ртом капли сыпавшиеся сверху. И не находил ответа на свои вопросы.
— Ты там не утонул? — услышал я из-за двери. — Через минуту я Ваших ног, Елена Павловна, — отозвался я и тщательно, намыленной мочалкой, промыл всё, что у меня снизу. Потом выключил душ. Н-да, халатик... Ну и как его надевать? В смысле, в какой комбинации, если он мне чуть ниже живота? Оставить на себе трусы — их семейная синева будет выглядывать на несколько сантиметров ниже этого серебристого чуда... А может их не надевать вовсе? Я с сомнением посмотрел на свой вздыбленный сук. Как-то неправильно, вот так, сразу. А с другой стороны, что его трусы остановят, что ли? И, не заморачиваясь больше, вышел Аполлоном, что в Музее искусств. Если брать мускулатуру в смысле сравнения, то я, конечно, не конкурент. Но если остальные части тела (основные), и особенно в пропорции, то мог бы и поспорить... \
— Ну, ты нахал! — восхитилась моей наглостью Елена Павловна. Ночник горел. Она была тоже в наряде Наяды, только что узкая полоска ткани струилась между её ног. Но, конечно, я не произнёс ничего подобного. Молча приблизился, лёг на неё и впился в губы. Отведя её руку в сторону и просунув между её пальцами свои. Всё. Больше слов, кроме «Сашенька, Сашечка... « в ту сумасшедшую для нас ночь я от неё слов не слышал... Было всё. Для меня та ночь вспоминается фрагментарно. Словно в документальном фильме большие куски.
... Мой язык касается самих нижних губ, тех, что между... А между ними цвёл нежнейший лепесток, созданный Богом или Дьяволом. Я уже потерял умение соображать. ... в мою голову, волосы впились пальцы Лены. Её ноги, согнутые в коленях, сжимают мою голову, и двигают её справа-налево, справа- налево... И я слышу стоны, которые раздаются сверху, там где голова Елены Павловны, Леночки метается по подушке... ... Я навис над ней, упираясь руками в кровать, и уже не я, она входит в меня, помогая в этом своей восхитительной ладошкой. Но я не спешу. Делая всё медленно, я вхожу в неё даже не на половину и треть, а только на четверть. Медленно, очень медленно вхожу и выхожу из неё, держа руками её бёдра, которые буквально рвутся, несут мне навстречу то, что между ними.
Скрепя зубами, потому что самому уже невмоготу, я слышу очаровательную музыку — Моцарт бы позавидовал! Её стоны. Эти стоны нужно было бы записывать, будь тогда у меня диктофон, и создавать для них ноты... Стоны всё громче, протяжней... Нежнее ... Потом я лежу на спине. Лена на мне. Её руки отведены назад, на мои колени. В ней что-то есть всё-таки от кошки. Когда кошка ложится на спину, доверяя гладить свой животик, значит, она доверяет хозяину... В Ленкиной позе было тоже самое — она мне доверяет себя. Я могу делать с ней всё, что хочу... ... Резко. На несколько секунд приникает ко мне и жарко шепчет в ухо: — Грудь возьми... — и снова откидывается спиной.
Мои руки находят её грудь и ласкают её. Пытаясь доставить максимум удовольствия уже не мне самому, но Лене. И находят — проводя руками снизу к верху, к острым соскам, которые увеличились, чуть ли не в два раза. Я беру их между большим и указательным пальцами, мну, кручу. А Лена всё качается на мне, но уже не стонет. Я слышу всхлипывания. ... Что-то во мне происходит. Уже нет светлого счастья и осознания, что я обладаю Королевой. Заползает тьма, что-то звериное заполняет меня. Я грубо хватаю Лену и чуть ли не швыряю её снова на спину. Странно, но она меня, моих новых желаний не боится. Как будто ждала этого. Еще крепче обнимает, приникает ко мне. А когда я грубо, с силой вхожу, рвётся навстречу всем своим телом. А мне словно отбойный молоток повесили между ног. Я работаю, как тот самый отбойник. ... Ленкины ноги давно сжимают мои плечи, и низом она работает навстречу с той же амплитудой. Но мне этого мало. Чувствую, что во мне, во всём моём теле растёт какая-то огромная волна, перед которой я просто обязан раскрыть шлюзы. Но я забыл, как они раскрываются. Я ищу, уже
не ускоряясь и только прямо. Два-три резких нервных толчка и медленно назад, а потом также медленно направо, налево... Ещё толчки, и новая попытка — глубже, как можно глубже. Чувствую, я на правильном пути. Потому что всё, что должно схлынуть из меня, концентрируется на пункте передачи генетической информации. ... На меня напала дрожь. Я понимал, если не кончу сейчас, именно сейчас, то последствия, связанные со мной, могут быть очень нехорошими. ... Но я всё-таки нашёл ключ. Крепко, как никогда в этой сумасшедшей ночи обняв Лену, и дёрнувшись насколько можно глубоко, дотронулся до того, о чём мечтал: до чего-то такого, чему и слов не могу найти. До этого, меня просто воспринимали, как эпизод, безразличные в общем-то ко мне Ленины половинки, а тут она вся затрепетала подо мной, вроде как, наконец. отдалась вся, без остатка. Полностью, вся теперь моя.
Вспыхнуло что-то в моей голове. Разорвались розовые и красные круги и шары — А-а-а-а-а-... ! — заорал я с первым своим выстрелом Снизу несся такой же вопль... ... Мы кончали долго. До тех пор, пока в дверь номера не загрохотали кулаки:
— Эй, Вы, калеки... Вы же мне весь этаж разбудите! — несла возмущение дежурная по нашему этажу... Я ещё не вышел из Ленки. Но не мог себя сдержать и прыснул. Ленка ответила коротким, чуть слышным смешком. С минуту мы наслаждались, что нам подарили такую концовку нашей близости. Потом я приник к её губам и долго благодарил её.. — Всё, Саш, всё... — она чуть оттолкнула меня. Я лежал освобождённый и страшно счастливый. Ногой, касаясь её ноги. Но при этом испытывая некую странность. Не сразу понял, в чем дело. Наконец, сообразил. Раньше, в подобных, до Лены, ситуациях всё во мне потом съёживалось, сморщивалось, а самого тянуло в сон.
Сейчас тоже тянуло... Но, не в сон — в новую атаку: боец был в форме, словно до этого ничего не было. Я представил, что Лена лежит на животе, а мои, вы уж извините, яйца бьются о её попу... М-м-м-м... Я чуть не сжевал собственные зубы и тронул её плечо. Она дёрнула им, сбрасывая мою руку. Мне показалось, что мне это показалось. И снова тронул её за плечо. Ленка, шумно вздохнув, повернулась ко мне. — Саш, всё... Ну как это всё, если я свой дубиной упирался между её ног...
— Всё, я сказала. Спать будем... — дотронулась она губами до моих губ. — У нас ещё будет время. Спи. Я, правда, устала... А вообще рада. Рада, что не ошиблась в выборе... — она снова повернулась ко мне спиной.
— Лен, у нас завтра не будет. Завтра я вылечу из конторы... Она снова повернулась ко мне.
— Да успокойся ты ради Бога. Завтра не вторник — понедельник. Хочешь, сам пиши... Хотя, твои сто строк в номер я Мишке утром еще вчера передала.
— Что? — не сразу даже сообразил, что Мишкой она назвала моего шефа. — То, — насмешливо смотрела она на меня. — Хочешь, послезавтра свой материал сам передай... Только пойми элементарные вещи: не просто так наши номера рядом... Всё. Я, правда, устала. Спи... И у нас вместе ещё целая неделя. Елена Павловна снова отвернулась, и скоро раздалось ровное, спокойное дыхание спящего человека. Я спать не мог. Как-то в голове складывались 2 и 2. Что так, что эдак, получалось 4. Дежурная по этажу «за кофе оплачено». Она же не трогает нас и не гонит меня из номера после 23, даже, когда вопим... Действительно мне предоставлен одноместный и рядом с Ленкой. А это — «твои сто строк я уже в номер передала»? Рушилось всё святое, что было в Елене Павловне. Я был такой сволочью, что даже не вспомнил, как буквально несколько минут назад был счастлив с ней.
— Она просто хотела развлечения в командировке, — понял я. — Ей не нужен был я. Ей нужна была моя молодость.. Я тогда был злым и недобрым. Поэтому

Зачёт. История вторая

Как меня, замужнюю, чужак в попу имел

Совращение юной