Всё, смертный, ты доволен нашим ответом?
— Вполне, — совершенно искренне отозвался я.
— Тогда позволь мы тебя кое о чём спросим, — незамедлительно отозвалась она. — Ты для чего нас сюда призвал? Когда же ты наконец принесёшь нам свои жертвоприношения, и мы приступим к акту вдохновения тебя на страстное и пламенное повествование?
Я снова сел, так как почувствовал, что сейчас упаду прямо под ноги всем богиням мироздания, затем открыл рот и тут же его закрыл. Какие ещё жертвоприношения?... В голове сразу пронеслось незабвенное «Ну почему аборигены съели Кука?...»
— Блин, когда же ты нас угостишь хоть чем-нибудь, а? — не выдержала Садб. — Что вы там пьёте у себя по вечерам? Эль, медовое вино, инаргуал?... Чай? Ну хотя бы чаем... Мы, значит, столько миль пролетели, чтоб к тебе попасть, а ты пытаешь нас, как какой-то последний злобный фейри-тролль, вместо того, чтоб проявить гостеприимство! О боги, где же это видано!..
«И кто её только назвал богиней кротости?... « Однако эту мысль я постарался подумать как можно более тихо и незаметно и посоветовал ей быстро удалиться, пока она не осложнила всё дело. Вслух же я возразил:
— Не злись ты на меня так, о великое воплощение кротости. Откуда же я знаю, какие нектар и амброзию и чьего производства вы все предпочитаете в это время суток? Я-то думал, что высшие существа брезгуют грубой телесной пищей.
— Брезгуют, — подтвердила Аойда. — Но мы питаемся не ею, а запахом, который она издаёт. У вас плохое обоняние, и вам не понять, сколько ароматов прячется, например, в одной лишь чашке свеже — и правильно заваренного чая. А если ещё и с печеньем... ммм... Даже женщины ваши столько запахов уловить не могут.
«Ну да, нам не понять. Как же. Нафигачат в тот чай столько ароматизаторов...»
Я встал со стула:
— Я отлучусь, мои высокие гостьи. Пойду готовить жертвоприношение. Только скажите мне, кому первой из вас мне возжечь свой скромный жертвенник? Ну, то есть, вы поняли: кому первой подать чашку чая? Мне кажется, это очень важно в контексте данной ситуации...
Выпустив эту «парфянскую стрелу», я удалился на кухню, злорадствуя в душе и искренне считая первый раунд словесного боя выигранным.
* * *
«А всё-таки они милые созданья, — размышлял я, пытаясь правильно заварить на кухне свежий чай и красиво раскладывая на тарелке печенье. — (хорошо, что мы с женой на днях купили его на целый килограмм — с орешками, как она любит — и ещё не весь слопали. Да и чай вроде неплохой приобрели. Хоть в грязь лицом не упаду... Это ещё слава Богу, что они хоть коньяк не потребовали или ещё что-нибудь в этом духе. На это я точно не рассчитывал: денег-то маловато до зарплаты осталось...) И красивые, наверно... как и положено богиням и музам разным. Своенравные, правдааа — это ну просто ух какой-то! — но им, наверно, по статусу положено быть такими... Небожительницы, как-никак...
Теперь понятно, в кого у меня жена такая удалась... Они все такие, не иначе. Наверно, даже Леди Годива бы мне здесь козни строила, если б явилась сюда вместе со своей лошадью, умудрись я включить «Lаdy Gоdivа's Ореrаtiоn» от «Vеlvеt Undеgrоund». Как хорошо, что я их «Венеру в мехах» не запустил в тот треклятый список. Даже страшно подумать, кто б тогда ко мне явился...
Минуточку... Так это что, получается, мне вообще музыку нельзя слушать? Или — можно, но всё-таки с определёнными целями лучше не слушать?..
А интересно,как они выглядят — эти мои богини-музы? Фрейю я ещё представить могу: рыжеволосая, в белом балахоне с поясом (или как они там одеваются — может, по-современному всё-таки?), стройная... Красотка, в общем. А остальные? Можно представить их внешность по голосам: надеюсь, на расстоянии они мысли не читают. Тем более я — хе-хе-хе-хе — им такую задачку подкинул... Итак... Аойда, судя по голосу, брюнетка. Высокая. Волосы, наверно, длинные, прямые. И ноги — такие же длинные. Это обязательно: у всех брюнеток — длинные красивые ноги. Размер груди... ммм, ну если судить по голосу, то... наверно, четвёртый. Ну или три с половиной. Не, лучше всё-таки четыре. Типа так сексуальнее для брюнеток. Упругая, конечно же — а куда ж без этого-то?... « Я вытянул вперёд ладонь, словно протягивая что-то, и оценивающе посмотрел на неё, как бы прикидывая, поместится ли грудь Аойды в неё. «Не, не поместится... Но её хорошо будет обхватить снизу. Она такая сразу станет выпирающая, дерзкая... Так и захочется пройтись по ней язычком, вызвав этим мурашки по всей груди, поиграть с соском (интересно, какие у неё соски?), чуть прикусить его, заставить эту гордую Музу издать стон желания, показать ей, кто в этом мире всё-таки главный... « От подобных мыслей у меня даже стал напрягаться член.
Так, с ней разобрались. Теперь эта капризуля Садб. Голосок явно тянет на какую-нибудь блондинку. Натуральную, естественно — я всю эту покупную красоту терпеть не могу. Они, думаю, тоже сторонницы естественной красоты... И волосы по плечо. Вьются — хватит уже прямых волос. Лучше всего чтоб вились на кончиках — так более сексуально для неё будет. Стройняшка, ясен перец. Росточком где-то мне по плечо. Ноги... длинные. Грудь... да двоечка, что с неё взять-то. Она ж, наверно, и по их меркам юная ещё — вон как выбрыкивает, что тебе олениха перед гоном. К тому же «двойка» — очень и очень даже ничего так. Лягут в ладонь эдакие яблочки, сожмёшь их несильно, потеребишь сосочки пальцами — и всё, девочка «плывёт». А если ещё с шейкой поиграть, да с ушком... у таких созданий они осоообенно чувствительны и нежны... А стонет она, наверно, так сладко... так нежно, так просящее... Мой член напрягся ещё сильнее. И... так не вовремя, чёрт... Тоже мне, брат называется младший...
Все приготовления были закончены, чашки поставлены на поднос, тарелка с печеньем помещена туда же. Пора было нести своё жертвоприношение-угощение в комнату. «Ну блин... И как его нести, если тут вот всё моё достоинство о себе заявило во весь свой молчаливый голос? Как-то даже и некрасиво получается. Не, конечно, не зря говорят, что «лучший комплимент девушке — это эрекция», но не до такой же степени-то... Сдрочнуть, что ли, пока не поздно? Ага, а если дело дойдёт до «дела»?... Не, слушай, ну это уже верх наглости и извращения — заниматься любовью с вымышленными созданиями, тем более когда тебе ещё это даже не предлагали. И потом, на что ты будешь сдрачивать — на свои фантазии?»
Поглазев по сторонам и не найдя ничего лучшего, чем кухонный передник с изображением женского тела без головы, но в красивом чёрном кружевном белье, я снял его с гвоздика и, одев на себя, критически осмотрелся. Худо-бедно, но он сумел прикрыть моего «младшего братца», благо был до колен. Ну что ж... пойду хоть так. Может, не очень смеяться будут. Надеюсь, хоть когда-нибудь, но они видели мужчину в женском одеянии...
Памятуя о коварстве «парфянских стрел», я ожидал увидеть у себя в комнате что-то типа разноцветного ковра из женских волос и три расцарапанные женские красивые физиономии. Всё-таки вопрос первенства для женщины... иногда это совсем не шутки. Однако в комнате меня встретили тишина и спокойствие. Мои три визитёрши сидели чинно на диване, смотрели на ноутбук и молчали. Я задержался на пороге, рассматривая их силуэты в профиль, затем удивлённо хмыкнул, прошёл в комнату, поставил поднос на столик и обернулся в ожидании.
— Да, ты коварен, смертный, — донесся голос Аойды. — Но нас это не удивляет. Мы хорошо знакомы с мужским коварством. Поэтому оставляем на твоё рассуждение — кому из нас первой ты подашь чашку своего напитка.
Я предвидел и такой ход, поэтому, ничуть не удивившись, подкатил столик к дивану и, проговорив «Прошу вас, светлейшие, принять мою скромную жертву», выпрямился, заодно пользуясь случаем и наконец-то рассматривая своих визитёрш.
Да, они и вправду были похожи на тех, кого я себе нафантазировал на кухне. По крайней мере, с цветом волос я угадал. У Аойды — длинные, иссиня-чёрные, словно морская глубь; в отличие от классической причёски муз, не только цветом, но и формой они напоминали волны, свободно ниспадающие на великолепную грудь, что угадывалась в темноте под платьем с открытыми плечами; часть её роскошной гривы покрывала спину. Длинные волосы Фрейи казались более тёмными, чем я их помнил на картинках из университетских учебников и книг по скандинавской мифологии, но от них веяло каким-то неуловимым тёплым сияньем. А на месте волос Садб озорно сияло золотистое пятно, похожее на кольцо Сатурна. Я мысленно даже удивился тому, как не заметил этого раньше.
Молчание затягивалось. Наконец Фрейя первой протянула руку и взяла с подноса чашку. Я уж было подумал, что она и вправду начнёт пить, как простая смертная женщина, но она поставила её на край стола и склонила голову. Её волосы тут же превратились в рыжую завесу, закрыв от посторонних глаз обряд потребления богиней жертвы. Следом за ней то же самое проделали Аойда и Садб. Печенье, видимо, они решили оставить напоследок — или же его запах как-то незаметно уже смешался с ароматом чая.
Я облегчённо вздохнул. Пронесло...
Фрейя подняла голову, откинула назад волосы и произнесла:
— Благодарю тебя, смертный, за столь душевную жертву. Пусть не смущает тебя её скромный размер — главное, не размеры подношения, а то, с каким сердцем тебе его подносят. А сердце у тебя доброе, чуткое и отзывчивое. Да воздастся тебе милостью богов за твою доброту, а я своей милостью тебя не оставлю.
Аойда и Садб также последовали её примеру. Меня удивила последняя: я ожидал от неё что-то вроде язвительной благодарности, но вместо этого в её голосе звучали неподдельная искренность и теплота, так что я даже поверил в то, что это и есть то самое воплощение кротости и любви, которым её представили в самом начале знакомства.
— Ну что ж, — протянула Фрейя, — формальности соблюдены. Дело теперь за нами.
Я внутренне напрягся, готовясь к чему-то... — сам не зная толком, к чему (может, опять в подсознание залезут...), — но всё случилось совсем не так, как можно было бы ожидать. Она грациозно встала и, обойдя меня справа, подошла к ноутбуку и

Игрушки малышни

Я очень люблю свою маму…

Загадочный Нехнакомец