Петер дергает себя за пенис, одевшись в женские трусики. На её лице удовлетворение. Она победила, как ни посмотри. В её руках все козыри и теперь мне уже не отвертеться. Придётся привыкать к роли безвольной подстилки и мечтать, что когда-нибудь моя покорность ей надоест, и она выбросит меня из реальности, обратно в мир фантазийного подчинения и бесплотных Домин с их воображаемыми хлыстами.
***
— Ну чтож, сеанс окончен, дамы и господа, — подводит итог белокурая Киприда, — вина презренного раба доказана, самое время ему получить заслуженное наказание.
Её взгляд скользит по мне, её новой игрушке, мягкой, податливой, бесконечно дружелюбной к пользователю и всегда готовой к употреблению.
— Ммм, а твой дружок, похоже, так не считает, — ухмыляется Хозяйка.
Я, не понимая о чём она, проследив за её взглядом, наклоняю голову и лишь спустя несколько секунд лицезрения своего члена, находящегося в плачевном состоянии, до меня начинает доходить смысл.
Видимо от страха и презрения, от осознания того, какому ничтожеству он принадлежит, мой пенис поспешил максимально уменьшиться в размерах и скрыться от Эрикиного взгляда, полного отвращения к этому хилому кусочку безвольно висящей плоти. Я и так-то не могу похвастаться размерами мужского достоинства, а сейчас и вовсе почёл бы за лучшее спрятать его поглубже в трусы. Тем более, что насмешки Эрики вовсе не способствовали ни подъему самооценки, ни эрекции.
— Неужели он меньший извращенец, чем ты? — усмехается она, — его что, уже не возбуждает унизительное положение, в котором вы оба оказались? А ну-ка верни его в рабочее положение, да поскорее! А-то меня воротит от этой соломинки.
— Что... что ты имеешь ввиду? — мямлю я непонимающе.
Я опять опускаю её титул, но моя сестрёнка, похоже, всё же ещё и сама не освоилась со своим новым статусом, поэтому пропустила это нарушения этикета «раб — Хозяйка» мимо ушей.
— Что не ясно? Я хочу, чтобы он стоял так же, как когда я только что пришла! Начинай дрочить! Живо!
Господи боже, я никак не могу окончательно поверить в то, что со мной происходит! Моя собственная сестра приказывает мне мастурбировать, а сама собирается разглядывать меня, пока я буду надраивать свой вялый членик и закатывать глаза, сгибаясь под истомой удовольствия.
— Дрочи себя, как грязная шлюха! Тебе всё равно не привыкать этим заниматься.
Она ударом ноги в грудь опрокидывает меня на спину.
Я в ступоре, но вряд ли лежать неподвижным бревном будет лучшим решением, чем подчиниться приказу, и я, сглотнув ком в горле, принимаюсь за ласки. Начинаю я, как обычно, с медленных фрикций, кончиками пальцев водя вверх-вниз по сдувшемуся, сморщенному члену. Он стал таким крохотным, что я держу его лишь двумя пальцами. Впервые в жизни я не ощущаю сладостные спазмы, когда горячая кровь наполняет мой пенис. Теперь я чувствую только пустоту, будто дергаю рукой воздух или что-то принадлежащее не мне. Я никак не могу заставить свой член принять хотя бы подобие вертикального положения. Он хлюпает у меня в руке, словно презерватив с водой, но никак не желает наливаться силой. Ускоряю движения, но это приносит лишь боль. Я открываю глаза и вымученно смотрю на Эрику, мол, не выходит ничего, как ни старайся.
— Да что же это такое? — вздыхает она разочарованно, — ты вообще хоть на что-нибудь способен? Похоже, что твое положение недостаточно унизительное для тебя, чтобы твой хилый отросток встал. Чтож, это очень легко поправить.
Она садиться мне на лицо. Я едва успеваю, что-то понять, а мир вокруг уже суживается до размеров её промежности. Однако, ощущение близости её щёлки действует безотказно, и моему разуму вовсе не нужно что-либо понимать, тело реагирует куда быстрее. Какой сладостный запах. Он проникает прямо в мозг, стягивая волю к сопротивлению шёлковым шнуром и оставляя лишь желание идти на поводу у его обладательницы. Запах женщины! Я впервые вдыхаю эту восхитительную эссенцию так близко к непосредственному источнику. До этого, я мог лишь догадываться о непреодолимой власти, которую он оказывает на мужчин, лишая их всяких сил и превращая в послушные тряпочки. Теперь же, я мог убедиться в этом сам. Я лишён своего эго. Я плыву в горячей сладостной патоке к самому жерлу кипящего вулкана, от которого меня отделяет лишь тонкий шёлк кружевных трусиков. Я ничтожная песчинка в океане блаженства, моё наивысшее счастье вылететь пылью из-под туфелек Богини, прогуливающейся по золотому пляжу.
Мой член медленно, но верно начинает наливаться силой. Едва почувствовав, что он окреп, я крепко сжимаю его и начинаю яростно дергать. Недостаток кислорода, жар Эрикиной промежности, ощущение своего унизительного положения действуют на меня похлеще всякой «Виагры». Мой член вновь наполнен желанием, и я вполне счастлив, размышляя под попкой сестры о том, что если все мои истязания будут похожими на это, то я с радостью отдамся Эрике в рабство. Ведь лучшей судьбы, чем кончать, будучи зажатым её бёдрами, вдыхая чудесный запах её лона, я бы не пожелал. И за это удовольствие, я с легкость исполню такую рутинную мелочь, как вылизывание туфелек или исполнение роли пуфика для просмотра сериалов, для Эрики и её подруг. Все эти унижения казались столь малой ценой за счастье вновь оказаться под её благоухающей попкой, что я готов был запрыгать от счастья. Наивный глупец! Знал бы я тогда, через что я буду вынужден проходить, чтобы только иметь возможность прикоснуться к собственному члену, я бы вылетел из-под своей сестренки быстрее пули! Но я продолжал надрачивать себя и, в забытьи от истомы, покрывать поцелуями трусики Эрики.
Почувствовав, что я начинаю подергиваться в приближающихся спазмах оргазма, Эрика резко вскакивает с меня и командует остановиться. Ха! Легче остановить гоночный болид, вышедший на финишную прямую, чем меня, когда я на грани того, чтобы кончить. Однако, у моей сестры хватило на это сил. Я позабыл о всяком оргазме, согнувшись пополам от удара в живот. Ловя перекошенным ртом воздух, я одновременно прощался со столь быстрой возможностью кончить, понимая, что Эрика не даст мне такого простого облегчения, не наигравшись как следует. Наверняка мне нужно будет пройти через ад, чтобы его заслужить. — Если я что-то приказываю, ты повинуешься незамедлительно! Если ты медлишь, я превращаю тебя в отбивную, понял? — орет эта бестия.
— Да, Госпожа, — хриплю я сквозь кашель.
— Руки по швам!
Несмотря на боль и желание свернуться калачиком, засунув большой палец в рот и превратившись в младенца, я вытягиваюсь в струнку. Член, еще недавно готовый разорваться брызгами спермы, разочарованно дергался. В руках у Эрики была пара черных резиновых жгутов. Я непонимающе хлопал глазами, задаваясь вопросом, зачем они ей, но потом, когда она обмотала один из них вокруг основания моего, вставшего на дыбы члена, и с силой затянула, я моментально всё понял. Проклятая тварь, вот на какие мучения она хочет меня обречь! Мне предстоял жуткий стояк без всякой возможности расслабиться! Член будет каменным до тех пор, пока она не соизволит освободить его. Я сам так развлекался, перетягивая своего дружка, пока он не синел, но всякий раз освобождал, едва почувствовав болезненное напряжение, которое уже не мог стерпеть. К тому же, я опасался последствий. Кто знает, что станет с членом от столь длительной перевязки? Вряд ли что-то хорошее.
Эрике же явно было плевать на все эти предосторожности. Я не сдержал крика боли, пронзившей пенис, но нашёл в себе силы, чтобы не схватиться, как раньше, за её руки. Обмотав мой член пару раз этой тесьмой, она повязала аккуратный бантик. Затем она принялась за яички. Она явно не церемонилась, зная, как нежно и беззащитно это место у мужчин, и какого бережного отношение оно к себе требует, потому что делала всё намеренно грубо и с подчеркнутым отвращением. Покрытые сеткой вен, мои яички раздулись. Завязав бантик и там, Эрика оценивающе оглядела результат свей работы.
— Вот так-то лучше, теперь твой конёк уже не опустит свою головку. Немного неприятно, наверное, но что поделать, если ты не в состоянии держать его в напряжении самостоятельно, а я не хочу испортить себе удовольствие, увидев, как он опадает. Так что терпи, братец.
Я лежал, прислушиваясь к ощущениям. Член начало пощипывать, и я знал, что скоро пощипывание перейдёт в онемение, а за ним придет боль. Нужно хорошенько выслужиться перед Эрикой, думал я, чтобы не доводить до этого. Моя Хозяйка тем временем занимает место на своем троне. Подошвы её туфель перед моими глазами.
— Хорошо, теперь, я думаю, пора бы уже переходить к наказанию, — доносится до меня её голос, — и если учесть, как сильно ты проштрафился в прошлом, имея наглость надевать на свой поганый конец мои трусики, оно будет суровым. Твои грешки до сих пор оставались безнаказанными, но сейчас пришло время платить по счетам. Прибавим к этому одежду мамы и конечно мою новую униформу, которую ты, сволочь, испортил своим мерзким телом. Ну ничего, на сегодняшнюю экзекуцию она будет твоей, можешь благодарить свою Хозяйку за такой щедрый подарок, я ведь прекрасно понимаю, что ты кончаешь от одного её вида, а уж быть в ней выпоротым — это вообще пик блаженства.
И она была полностью права, поэтому я набрался смелости и, не дожидаясь приказа, бросился целовать носки её лакированных туфелек. Сестра не одёрнула ног, и я перевел дыхание, расслабив спину, готовившуюся прогнуться под градом ударов за действие без команды. Однако, Эрика не стала меня бить, ей похоже понравилась степень моей признательности, поэтому она даже потрепала меня за загривок как котенка.
— Молодец, понимаешь уже, что любая благодарность Госпоже должна быть оказана незамедлительно. Пока что ты недостоин целовать ничего выше моих туфлей, хотя и в будущем ты можешь рассчитывать лишь на поцелуи в попку, да и то после того как я схожу в туалет.
Я вздрогнул от её слов. Неужели она доведет меня до этого?
Я на мгновенье перестал покрывать поцелуями её туфли и она заметила мою нерешительность.
— Да-да, это ты тоже будешь делать, можешь не сомневаться, никуда не денешься.задницы был скреплен

Язык чешется

C матушкой на даче

Я очень люблю свою маму…