а потом все громче зарокотали барабаны. В такт им ягодицы Мари задвигались — сначала медленно, а потом быстрее — негритянка двигала бедрами и ягодицами, так, что у немки зарябило в глазах. Казалось, что огромная черная бабочка быстро машет крыльями над диковинным черно-розовым цветком, лепестки которого покрывают капли манящего нектара, который так хочется слизнуть. Это было самое прекрасное зрелище когда-либо виденное немкой.
— Чтобы избавиться от прежних страхов, — говорила Мари, — ты должна стать другой. Избавиться от прежней гордыни и заблуждений, научиться смирению. Смирению белой шлюхи перед Черной Госпожой!
Словно завороженная Гретхен ползла вперед, не в силах оторвать взгляд от подрагивающих черных шаров. Ей уже казалось, что именно оттуда, из щели между перекатывающимися ягодицами, доносится этот голос. Соски немки затвердели, чуть ли не царапая пол, по которому следом за немкой тянулась дорожка ее выделений.
— Начнем наш урок смирения, — произнесла Мари, когда Гретхен подползла почти вплотную, — начнем с ног, — она приподняла ступню, встав на носок, — с пятки!
Припавшая к полу немка принялась покорно лизать подошвы мулатки, слегка покусывая затвердевшую кожу. Затем, повинуясь командам Мари, Гретхен поднялась выше, целуя икры и бедра. Мари медленно положила руки на ягодицы и раздвинула их, пропуская Гретхен к темному колечку ануса. Немка тут же запустила туда язык, стараясь проникнуть как можно глубже. В тот же миг черные ягодицы сомкнулись вокруг ее лица, а на затылок немки легла сильная ладонь, проталкивающая ее еще глубже. Гретхен исступленно лизала черную задницу, жадно вдыхая резкий запах, наслаждаясь и возбуждаясь от всей глубины своего унижения. Она лизала даже когда у нее почти кончился воздух, не замечая, что вот-вот задохнется задавленная черными ягодицами. Мари, пришлось за волосы вытягивать полузадохшуюся девушку из своей задницы. Задрав ее голову, Мари склонилась над своей жертвой.
— Открой рот! — приказала Мари и когда Гретхен повиновалась, смачно сплюнула в него, — глотай! Теперь еще!
Она выпрямилась, держа за волосы нацистку и притягивая ее к своей промежности.
— Открой пасть, сука! — скомандовала она, раздвигая пальцами половые губы. Тугая желтая струя ударила в лицо немки, разом наполнив доверху ее рот и перелившись на пол.
— Влага тела моего, — нараспев произносила Мари, — пусть обернется для тебя очистительным ливнем, смывающим былые заблуждения и гордыню. Силой Эрзули и Легбы и Дамбаллаха — презри все, что ты почитала, преклонись перед теми, кого презирала.
Медсестра-нацистка ничего не могла сказать, торопливо, захлебываясь, глотая мочу, стекавшую по подбородку на груди и живот. Когда поток иссяк, Мари посмотрела на немку сверху вниз. На нее глянули чистые голубые глаза, с собачьей преданностью уставившиеся на новую хозяйку. Перевоспитание Гретхен свершилось полностью.
— Ты испачкала пол, — ласково сказала ей Мари, — почисти его.
Гретхен тут же склонилась и принялась безропотно вылизывать пол, очищая его от лужиц мочи. Мари поставила ногу на женскую голову, направляя ее движения и посмотрела на сидевших на койках мулаток.
— Она ваша на эту ночь, — Мари убрала ногу с головы немки и пнула ее под зад, — развлекайтесь!
Она развалилась на своей койке, мастурбируя и наблюдая, как мулатки со смехом затаскивают медсестру на одну из коек. В свое время они услышали немало оскорблений от этой надменной стервы и теперь им не терпелось поквитаться с ней. Для начала они тоже по очереди помочились в рот нацистке, затем Гретхен старательно лизала черные ноги, киски и задницы. Ее таскали за волосы, пороли ремешком от медхалата, садились на лицо и выкручивали соски, выщипывали волоски из промежности.следов побоев. — Ты колдунья?! — восхищенно посмотрела она на Мари.
— Вроде того, — улыбнувшись сказала черная девушка, укладывая юную гаитянку обратно на каталку и смачно целуя сочные губки. Жюли с готовностью ответила на этот поцелуй и два языка сплелись воедино в будоражащем кровь, волнующем танце. Мари раздвинула ногой бедра черной девушки и та вся забилась в объятьях Мари, когда распаленная от похоти вагина коснулась нежных половых губок. Пряно пахнущие струйки стекали по ногам девушек, исступленно бившиеся бедрами друг о друга, сливавшиеся влагалищами до тех пор, пока обе не забились в сладостных судорогах оргазма.
— Тебе понравилось? — спросила позже Мари, лениво поглаживая грудь лежавшей в ее объятьях девушки.
— Спрашиваешь, — рассмеялась Жюли, — я и представить себе не могла, что с женщиной может быть так приятно. После того ада, что был внизу, я чувствую, что попала в рай.
— С белыми тоже может быть приятно, как в раю, — рассмеялась Мари, — правда, чтобы они были послушными им, порой, сначала надо устроить персональный ад.
— Как это? — заинтересовалась Жюли.
— Сейчас покажу, — пообещала Мари и повысила голос, — Сигрун, Гретхен, можете заходить! Я все равно знаю, что вы подслушиваете под дверью, грязные шлюшки!
Дверь приоткрылась и внутрь прошли датчанка и немка, став перед лежащими на каталке черными девушками, смущенно склонив головы.
— Скидывайте свои тряпки и станьте у стены, — скомандовала Мари, — да вот так. Нагнитесь и обопритесь руками! Ниже! Да вот так! Ну как Жюли, — обратилась она к негритянке, — тебе нравятся эти похотливые белые задницы?
Жюли, казалось, лишилась дара речи, переводя изумленный взгляд с мулатки на белых девушек, стоявших у стены, выпятив жопы и выставляя напоказ розовые щелки. Потом удивление в глазах гаитянской девушки сменилось шальным весельем.
— Определенно, так они выглядят лучше, — кивнула она, — особенно немка!
— На ощупь они еще лучше, чем на вид, — воскликнула Мари, соскакивая на пол, — убедись сама, — она похлопала по откляченным белым задницам, — смелее!
Жюли робко шлепнула Сигрун по правой ягодице.
— Смелее! — рассмеялась Мари, — Сильнее!
Жюли расхрабрившись хлопнула уже Гретхен в полную силу. Немка невольно вскрикнула, на ее белой коже проступил красный след.
— Хорошо, — кивнула Мари, подтвердив свои слова еще одним звучным шлепком, — хорошо, но мало. Давай по очереди! Вот так! Хлоп-хлоп-хлоп!
Еще никогда нацистские медсестры не получали такой трепки — расшалившиеся черные девушки устроили им отменную порку. Особенно усердствовала Жюли, уделявшая особое внимание Гретхен, вспомнив все перенесенные обиды и оскорбления. Мари тем временем, шлепала Сигрун. Обе задницы стали из белых красными, словно четыре сочных помидора, девушки жалобно повизгивали от новых ударов, но постепенно крики боли переходили в сладострастные стоны.
— Да она вся течет! — удивленно вскрикнула Жюли, прервав экзекуцию и запустив пальцы во влагалище Гретхен, — что сука нацистская, нравится, когда тебя порет черная девушка!
— Им всем это нравится, — рассмеялась Мари, — только мало кто в этом признается. Весь этот их расизм, нацизм и прочее дерьмо, — это лишь защитная стена, которую белый человек возводит в тщетной попытке защититься от черной сексуальности. Но рано или поздно стена рушится и все становится на свои места, — Мари ухватила обеих девушек за промежности и, заставив отойти от стены, развернула лицом к Жюли.
— Я, к сожалению, могу оставить тебе только одну шлюшку, — сказала она, — нам с девочками тоже охота развлечься. Но я даю тебе право выбора. Кого ты хочешь взять на ночь?
— Конечно Гретхен, — рассмеялась Жюли, — я только вошла во вкус. Сигрун хорошая девочка, мне было бы жаль причинить ей боль, — она нежно слизала слезы с лица датчанки. Белые зубы сверкнули на черном лице и Сигрун невольно улыбнулась в ответ.
— Ну и хорошо, — Мари высвободила пальцы из влагалища немки и звонким шлепком подтолкнула ее вперед, — это твоя хозяйка этой ночью, сучка!
Мулатка ухватила поудобнее промежность Сигрун и повела ее задом к двери. Выходя Сигрун еще успела заметить, как немка распластывается в униженной позе перед негритянкой, младше ее почти вдвое, подобострастно целуя черные ноги.
— Она ей ничего не сделает? — спросила позже, датчанка когда Мари отпустила ее влагалище и разрешила идти рядом, — будут проблемы, если что-то с ней случится.
— Не волнуйся, — рассмеялась Мари, — сейчас Жюли уже не так зла на белых, как час назад. К тому же, когда я ее лечила, в нее вошла часть энергии Эрзули, а эта богиня любит секс, а не боль и кровь. Жюли оттрахает Гретхен как последнюю сучку, но бьюсь об заклад ей это понравится не меньше, чем самой гаитянке.
Говоря это, Мари открыла дверь в свою палату и втолкнула туда Сигрун, которую приветствовали радостными возгласами сидевшие на койках мулатки. Датчанка, похотливо улыбаясь, без напоминания опустилась на четвереньки и, задрав ягодицы, поползла в сторону койки Иветты. Мулатка уже нетерпеливо похлопывала по текущей черной пизде, жаждущей умелого языка белой девушки.
— Оуууууоооооо.
Мари вздрогнула, проснувшись от протяжного воя, раздавшегося где-то вдали. Она оглянулась — Сигрун мирно посапывала в ее объятьях, утомившись после лесбийской оргии. Однако мулатки не спали, со страхом косившись в сторону распахнутого окна. Через него виднелась полная Луна, осветившая башни и шпили замка.
— Оууууу, — вой раздался совсем близко.
— Что это? — спросила афроамериканка.
— Лугару, — испуганно ответила Иветта, — оборотень. Не смотри туда.
Мари отмахнулась от этих слов, вставая с кровати и, подходя к окну, осторожно выглянула. Сначала она не видела ничего и уже хотела отойти, как вдруг что-то зашевелилось у крепостной стены и на верхушку башни выпрыгнуло большое серое тело.
— Волк! — Мари невольно сказала это вслух, — волк на крыше!
Это действительно был волк — огромный, гибкий зверь со светлой, серебристо-серой шерстью. Глаза странного темно-синего цвета светились колдовским огнем. Оскалив окровавленные клыки, хищник осматривал внутренний двор совершенно осмысленным, человеческим взглядом, от которого у Мари побежали по коже мурашки. Она невольно присмотрелась к лапам хищника — они скорее напоминали сильно заросшие человеческие руки, чем волчьи лапы. Видимо они помогали ему передвигаться

Клизма (1 часть)

Я мама и брат

Властная соседка