Маша.
— Говори! На чём?
— На сиськах.
Он еле сдержал смех, когда Маша звякнула вилкой о тарелку и покраснела.
— Ах ты... Так, нечего тут стоять без дела! Лезь под стол, снимай мне носки и целуй мои ноги!
Он опустился на пол и прополз под стол, где осторожно снял носки с ног Маши и, поочерёдно поддерживая своими руками прекрасные ножки за пятки, стал их нежно целовать. Его пенис пополз вверх.
— Всё, хватит! — скомандовала Маша. Он натянул обратно носки, она встала из-за стола. — Вымоешь посуду и придёшь ко мне наверх, мне потребуется твоя помощь.
— Маша, можно я приду с веером?
— Что ещё за девчачьи глупости? Зачем тебе веер?
— Чтобы компенсировать отсутствие душа.
Маша не на шутку рассердилась. Он торжествовал.
— Болтун! Болтушка! Я, кажется, знаю, как я тебя накажу... Но это потом, а теперь я запрещаю тебе говорить без моего разрешения. Встать! Животом на стол, быстро. И ни звука у меня...
Он наклонился над столом, Маша схватила его за ошейник и ткнула лицом в скатерть, и приказала взяться руками за край стола. Потом вскользь ударила его своей расслабленной ладонью по ягодице. Это было необычное ощущение. Затем удары посыпались один за одним, и вскоре стали обжигать. Ему страсть как хотелось застонать, отчасти из-за любви к искусству, а отчасти и из-за боли, тем более что усталость у Маши, на которую он рассчитывал, всё не наступала. Она лупила его ровно, и он скоро почувствовал, что сил у неё хватит на гораздо большее, чем он предполагал. Это его проняло, как тогда в офисе. Он снова вынужден был признать её силу. И пришёл момент, когда он сдался и крикнул — не столько от боли, сколько от неизвестности, сколько эта боль и равномерная неустающая сила будет ещё продолжаться. Маша остановилась.
— Пять плетей за нарушение молчания. И жду наверху.
Она пошла к лестнице. Он повернул голову и смотрел ей вслед жадными глазами, не в силах досыта насмотреться и налюбоваться её подтянутой фигуркой, чувствуя, как пенис бьётся о край стола.
Он медленно распрямился и занялся посудой. Потом посмотрел за окно, пощупал ошейник и направился наверх, к лучшей девушке на свете.
Маша встретила его радушно, усадила на стул, вытащенный на середину комнаты, и объяснила, что ей надо готовиться к зачёту по английскому языку.
— Поможешь мне диалоги повторить, а? Вот тебе учебник, просто читай за первое лицо, а я буду за второе, а ты проверяй, правильно ли я говорю.
Она склонилась над ним, показывая нужную страницу в учебнике.взглядом и дала, наконец, первую пощёчину. Он облизнул губы и опустился перед ней на колени. — У тебя носовой платок есть? — спросила она его высокомерно.
— Да, — ответил он.
— Так я и знала! Прямо гимназистка какая-то... Будет тебе вместо полотенца. Быстро наверх за ним!
Он рванулся к двери, Маша дала ему вдогонку пинка. Когда он вернулся с платком, Маша сказала:
— На этот раз время не ограничиваю, можешь мыться, сколько влезет. И готовься к порке: тебе надо научиться расслабляться под плетью.
Она сняла с него ошейник и ушла на второй этаж. Он включил воду, как велено, но перед тем, как стать под прохладные струи, подошёл к зеркалу и стал вполоборота рассматривать свою спину. Наконец, он перевёл зеркальные чернильные буквы и расхохотался.
Там было написано «помой меня».
Когда он постучался и вошёл в спальню Маши, она была серьёзна и сосредоточенна.
— Уже готов? Сейчас ошейник вернём на его законное место... Ну пошли, выпорю тебя как следует. Наказывать я тебя буду в гостиной.
В гостиной она приказала ему поставить длинную деревянную скамью в середину комнаты. Он повиновался; Маша велела ему лечь на скамью кверху спиной.
— Запоминай этот порядок. Потом уже будешь готовить всё самостоятельно...
Она опустила плеть-многохвостку на его ягодицы, отчего у него сразу сделалась гусиная кожа. Она улыбнулась и провела хвостами плети по его телу. Он весь сжался.
— Нет, так не пойдёт. Давай расслабляйся!
Он не знал, что ему делать. Маша походила вокруг скамейки, встряхивая плетью в воздухе. Она размышляла.
— Расскажи, что ты подумал, когда впервые меня увидел.
Он закрыл глаза и ответил:
— Я подумал... Мне казалось, что ты кого-то ищешь, и мне всё время хотелось тебе сказать: «Найди меня!»
— Ты раньше подчинялся девушкам?
— Я не знал, что это такое. Я хотел этого, но боялся. Мне тяжело принимать решения самостоятельно, и я всегда был рад, когда девушка брала эту ответственность на себя, но... это так неестественно. Принято, чтобы молодой человек первый подходил к девушке; но для меня это всегда было невозможно, и я очень обрадовался, когда ты первая стала знакомиться со мной.
— Ты злишься на меня за то, что я тебя подчинила?
— Нет, Маша, я не злюсь! — он поднялся на локтях и впервые посмотрел ей в глаза. — Ты честный человек. Кроме того, ты делаешь то, что мне очень нравится. Я даже не понимаю, как ты можешь мне показывать мои собственные глубокие желания, если я их и сам не видел до сих пор. Я тебе доверяю.
— Я тебе тоже, — откликнулась Маша и слегка стегнула его по ягодицам. Он глубоко вздохнул и вновь закрыл глаза.
Маша удовлетворённо улыбнулась и ещё раз несильно протянула плетью по его коже. Она делала большие интервалы и била несильно.
Ритм упорядочил его переживания, он поддался ему и принимал плеть на своё тело, как земля принимала бы дождь. Он даже не заметил, как дождь зачастил и усилился.
Маша хлестала его уверенно. Она работала как кожевенник, заполучивший в свои руки новый материал и проверявший теперь его свойства и ценность.
Он вдруг ощутил, что его подхватила какая-то волна и несёт на себе. Какая-то зеркальная волна, потому что вместо боли он почувствовал наслаждение. Он не мог себе это объяснить, не мог понять, чем он заслужил такой приятный дар, но он знал, что рядом стоит Маша, и он хотел быть с ней и хотел быть открытым для неё.
Между тем Маша сделала паузу и взяла другую плеть, однохвостую. Первый же удар сменил впечатления: усилилась тяжесть и жёсткость. Кроме того, он вновь остро осознал всю унизительность своего положения — девчонка ритмично порола его, а он был всецело в её власти, во власти наслаждения, которое она ему навязывала. Или он сам желал этого наслаждения? А она просто угадывала его желание? Эти тяжёлые удары свидетельствовали о лихости руки, которая их наносила. Его пенис стал вставать. Он застонал.
Через некоторое время Маша сказала:
— Теперь считай свои пять ударов. Если собьёшься, начну заново.
И она с силой опустила плеть на его ягодицы. Он вскрикнул, наконец, от боли.
— Раз.
Затем его обжёг второй удар.
— Два.
Ему казалось до этого, что сбиться, считая пять ударов, попросту невозможно. И всё-таки он сбился, потому что волна не отпускала его, и он продолжал лететь на ней, и количество плетей казалось ему несущественным.
Маша выставила ему ещё пятёрку, обошла его и посмотрела в его сияющие глаза. Он приподнялся было, но было заметно, что расставаться со скамейкой ему ни капли не хочется. Она села, и он положил голову ей на колени. Она погладила его, у него пошли мурашки по телу. Они не говорили ни о чём, просто наслаждались друг другом. Он целовал ей руки.
Наконец, Маша зевнула и встала:
— Пора спать. Убирай скамейку, до следующего раза. И ко мне в спальню.
Она отправилась в ванную и вернулась оттуда облачённой в ночную рубашку до пят, с глухим воротом и длинными рукавами. Когда она вошла в спальню, он уже ждал её там, стоя на коленях. Он взглянул на неё и мгновенно низко опустил голову, изо всех сил борясь со смехом, не желая себя выдать. Маша порозовела и упрямо нахмурилась.
Она велела ему расстелить её старомодную железную кровать на высоких ножках.
— Спать будем вместе, а то я одна боюсь.
— Мы разве уместимся на такой кровати? — он критически осмотрел предполагаемое ложе любви и взбил подушку.
— Уместимся, — сказала Маша и достала из шкафа несколько цепей. — Я тебя только сначала закую в цепи, чтобы ты много не воображал.
— Тогда я точно буду много воображать.
— Молчать у меня. Сейчас я тебя приодену, а то надоел ты мне своим голым видом. — Она надела ему на руки и на ноги чёрные кожаные браслеты с застёжками и кольцами.
Она ходила вокруг него, как у рождественской ёлки, и навешивала цепи — сначала на ноги, потом на руки. Села на кровать с длинной цепью в руках и, полюбовавшись на своё творчество, осталась довольной:
— Златая цепь на дубе том,
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом.
Она отогнула матрас и положила цепь прямо на сетку, образованную металлическими шпильками, скреплёнными в виде ромбов. Концы цепи она пропустила между прутьями обеих спинок, так что они свободно легли на пол. Поправила матрас и сказала, указывая под кровать:
— Ну, котик, давай на место.
— Вниз, что ли? — Удивился он.
— Привыкай, ты теперь нижний.
Он проскользнул под кровать и лёг на паркет навзничь, рассматривая прекрасную старинную сетку и её многочисленные железные ромбы. Маша взяла два замка и поочерёдно присоединила его цепи посередине к концам длинной цепи.
— Ну-ка пошевелись. Сильней.
Он с удовольствием зазвенел цепями, натянув центральную цепь сначала к передней спинке, потом к задней. Маша в это время лежала сверху и проводила тестирование своей конструкции.
— Ага! Прекрасно. Если ночью станешь дёргаться или звенеть, или в туалет проситься, утром я тебе всыплю по первое число.
Она погасила свет и легла, но сразу свесила голову к нему вниз:
— Ты проголодался?
— Нет, только в последний раз, как ты меня выпорола, у меня возник жуткий аппетит. Как после секса.
— Дурак, — рассмеялась Маша, вскочила с кровати и выбежала из спальни, оставив дверь нараспашку.
Она вернулась через несколько минут и прилегла рядом с ним на паркет. Он увидел, что в руках у неё был стакан.
— Это молоко. Будешь?
— Буду.
Она оперлась на локоть и напоила его из своих рук.
— Спасибо, Машенька. Ты его подогрела, что ли?
— Ты мой любимый раб. — Она ещё посмотрела на него в потёмках, при слабом свете луны, потом подвинулась ближе и поцеловала в губы. Её язык резко

Насоска

Мой мучитель

Похищение Маши. Часть 1