Галя, оказавшись от своих обязанностей, нежно перекладывать больного с каталки на кровать, предложила мне сделать это самому. Я отказался, уповая на то, что только что после операции, на самом деле вожделея нежных прикосновений сладких женских ручек.
— Я же застала тебя, когда ты порывался сбежать, — возмутилась кареглазая девчушка, — а сейчас придумываешь причины.
— Как тебя зовут? — Оставляя без внимания вопрос, обратился к голубоглазой блондинке.
— Вам необязательно это знать, — чуть грубовато ответила та.
— Тогда делайте свою работу сами, — усмехнулся больной.
— Это шантаж! — зарделась Люба, а если скажу, сами слезете?
— Сначала скажи...
— Люба, — ответила медсестра.
— Очень приятно, Юра. А теперь перекладывайте меня.
— Обманщик! — возмутилось белокурое создание.
— Разве? — сделав трагикомичное лицо, — сказал обманщик, — Принцесса, Вы, посмели оскорбить меня в моих лучших чувствах. Я никого и никогда не обманывал. Перед Вами самый честнейший человек в СССР!
Им ничего не осталось, как переложить меня на постель. При этом они ухахатывались. Ухахатывались вместе с ними и все присутствующие в палате.
Быстро перезнакомившись со всеми однопалатниками, я погрузился в лечебный сон. Любочка разбудила меня, возжелал взглянуть на мою попу, держа в руках здоровенный шприц с огроменной иглой куба на два, заполненный наполовину. Я очень сильно застеснялся и предложил ей поставить в плечо.
— В плечо будет больней, — пообещала она.
Но это было ничто по сравнению с внезапно возникшей стыдливостью. Обнажив руку почти до шеи, я со страхом приготовился к экзекуции. Желтоватые локоны нежно погладили мне щёку и девушка отстранилась.
— А укол? — поинтересовался несчастный
— Уже, — ответила прелестница.
— Я должен сделать заявление, — взяв за руку, порывавшуюся подойти к следующему больному сестричку, сказал больной.
— Ну, сделай, — приготовилась выслушать практикантка мед училища.
— В моей жизни было много неудач. В детстве я часто болел, меня нещадно кололи всевозможными лекарствами денно и нощно. Это было больно. Но я терпеливо переносил тяготы и лишения, прекрасно осознавая, что делалось это во благо моего здоровья.
— И что? — ничего не поняв из вышеизложенного, заинтриговалась Любочка.
— Ты лучшая из лучших! Уколодельщиц, встреченных мною на пути моей многострадальной жизни... Поставь ещё! Я всё рано ничего не почувствовал.
Вошедшей подруге представилась картина державшихся за швы больных, умирающих от смеха и сокурсницы пресловутого мед училища, утирающую непроизвольные слёзы смеха.
— Ты что! — Возмутилась Галя, — больным нельзя смеяться! У них же швы разойдутся!
— Ой! Это всё он, — перстоуказуя на нарушителя постельного режима, продала меня с потрохами моя будущая избранница моих мечтаний. От другой я тоже отказался, признав в ней злючку.
Исколов всех, кому это было назначено, надзирательницы покинули нашу обитель. Вознамерившись оглядеть окрестности и ознакомиться с его обитателями (в основном обитательницами), я стал собираться. В ногах у меня лежала пижама, кою с трудом натянул на своё тщедушное тело одной рукой. Другой прооперируемый поддерживал шов, беспокоясь, чтобы он не разошёлся.
— Ты куда? — поинтересовался Сергей парень лет 28-ми, — нельзя же в первый день.
— В туалет, — гордо ответил я, — и ещё курить охота.
— Смотри, попадёшься, тебя выпишут за нарушение режима. У тебя же утка есть под кроватью?
— А курить? За курение в палате точно выпишут.
— Ну, дело твоё...
Осторожно выбравшись в коридор, запижамленный отправился налево по длиннющему коридору хирургического отделения. Ведь он был левшой. Каково же было моё удивление лицезреть полуфутовую букву «Ж» на вожделенной двери в конце тоннеля.
— А где мужской? — поинтересовался я у пожилой женщины лет за 40, выходившей из заветной двери.
— В конце того коридора, — ответила она, показывая на удвоенное расстояние, с таким трудом преодолённого мной.
Мне стало горько и обидно за свою несуразность и тупоголовость. Ведь за время моего странствия, многие путники попадались мне навстречу или обгоняли меня. Нет бы, спросить? И тут до меня дошло. Будь это девица моего возраста или чуть старше, младше, я бы обязательно спросил. Впрочем, нет. Природная стеснительность не позволила бы мне этого сделать. Так думал молодой повеса... Медленно бредя по длиннющему коридору.
Наконец цель была достигнута. Войдя в курилку, тут же стрельнул у кого-то сигарету. Сделав всего три затяжки, вдруг почувствовал, как под швом, что-то стало прыгать и стучаться в живот. Будто я был роженицей на сносях, и ребёнок пинается ножкой. Скорее всего, в те младые годы у меня не могло быть таких мыслей, но я сильно испугался. Однако вскоре всё прошло и, докурив сигарету, путник отправился в обратный путь.
Навстречу мне бежало чёрнокудрое создание, пылая гневом. Поняв, что пойман с поличным, решил притвориться смертельно больным и всецело готовым грохнуться в обморок. Подставив своё женственное плечо, вероятно возомнив себя санитаркой, Галя решила вынести из боя раненого, возможно ценою своей жизни. Шествовать приобняв приятную во всех отношениях девушку было не только удобно, но и доставляло мне несказанное удовольствие. Дойдя до своей обители, мною была выражена благодарность и надежды, что и впредь она будет меня сопровождать в такой далёкий путь.
— Вот ещё! — фыркнула фурия, — скажи спасибо, что не расскажу старшей, а то тебе попадёт.
— Спасибо! — сказал раненый и, раскланявшись, вошёл в свою обитель.
День второй.
Света. Это рыжеволосое создание было прямой противоположностью своим подругам. На второй день они затащили её ко мне в палату на предмет познакомить с нарушителем спокойствия. Я отличался природной скромностью, как уже писал выше. Вся моя жизнь сводилась именно к тому, чтобы победить, перебороть, дать ей под дых. Но для этого нужна была подготовка. Пусть длиною в секунду. В тот раз я не был готов. Мне не удалось потонуть в её огромных глазах похожих на две смородины. Не запутаться в шёлке волос. Её высокая грудь, хоть и вызывала во мне определённые желания, но ничего комплиментарного или чиюшного сказать не предоставлялось возможным. Скромность ухватила меня за горло, она зажала мне рот и не позволяла смотреть туда куда хотелось. Кажется кровь, теперь уже не богатая эритроцитами, отливала от моего лица, заставляя праздновать труса. Я праздновал.
— Юра Привет! — завихрились в палату три девицы, — познакомься это Света, сказала Галя.
— Мы ей смену сдаём, теперь она заступает на сутки.
— Мне очень приятно, — выдавливая из себя дежурную фразу, представился школьник, протягивая девице ладонь.
— Больной! — загневилась Светлана, — где вас обучала манерам? Разве вам не известно, что первой руку должна подавать женщина?
Она не подала мне руки. Быстро спрятав свою кажется, покраснел. Во всяком случае, подруги рассмеялись. Дверь закрывалась за ними, но я услышал обрывки их разговора. Помню, они говорили: «Будь с ним по строже. Он такой нахал...»
— Тебе, Юра, эта девушка не по зубам. Даже не пытайся, — сказал воин, доставленный сюда прямо с учений...
Выйдя из палаты уселся на стул в коридоре. Я внимательно наблюдал за той, которая мне не по зубам. Света вытанцовывала эротический танец перед женатым мужчиной лет тридцати. Она прекрасно знала, что тот женат. Его половинка, буквально 5 минут назад покинула домик страданий и скорби, принеся супругу увесистый пакет с жирами и витаминами.
Я залюбовался её танцем. То она скрещивала ноги и, чуть склонив голову, внимательно выслушивала мужчину навешивающего лапшу ей на уши. То гордо распрямлялась, чуть выставив ногу вперёд и встряхивая своей рыжекудростью, как бы символизируя стряхивание невидимых спагетти. Это был урок. Урок для меня поведения самки, вожделеющей самца. В животном мире перья распушают самцы. Люди тоже относятся к животным. Но красивятся и блескучат женщины. Света павлинилась перед мужчиной, прекрасно понимая, что ей тут не обломится жирного кусочка. Тогда быстро закончив свой танец, она направилась к более молодому парню примерно её возраста, восседавшего перед кабинетом врача почти напротив меня, в ожидании своей участи.
По всему было видно, что парню было не до любовных игрищ, поэтому женщина, получив якобы интересные для неё ответы профланировала в мою сторону, видя во мне мягкую, как сливочное масло, жертву. Она не ошибалась. Если в Гале и Любочке я видел своих потенциальных пассий, мечтая о том, что привожу одну из них к себе в дом и делаю заявление, приводящее моих родных в пред инфарктное состояние. Де это моя будущая супружница, мы собираемся вскорости закольцевать свой брак и нарожать им кучу детишек, дабы им было с кем нянчится и всё такое и в том же духе.
Свету я представлял в ином качестве. Я просто хотел её. Как хочет самец самку. Но она давала к этому повод. Она крутопопилась, грудастилась, облизывала языком губы, при этом вылупляясь своими смородинами туда, куда обычно стесняются смотреть. Самка вытанцовывала своими прелестными ножками тот танец любви, который в животном мире присущ самцам. Она, то широко их расставляла, как бы говоря: «Возьми меня! Я вся твоя!». То скрещивала их, будто она не такая, а ждёт трамвая.
И эта сирена, притулив свою прекрасную попу рядом, решив намазать маслом свою краюшку хлеба, закинула крючок, задарив мне одну из своих соблазнительных улыбок, ожидая от меня начала разговора. Рыбка уже трепыхалась на крючке, пытаясь оттолкнуть от себя вкусненького червячка. Но мой рот сам открылся и пружинки заставили трепетать мой язык, издавая акустические колебания.
— Прекрасно танцуешь, — чуть съязвила рыбка, надеясь на непонимание рыбачки.
Но она поняла.
— Заметил? Понравилось?
— Хотел бы я, чтобы ты так предо мной станцевала. Я-то не женат.
— Маленький, мой. Давай-ка я дам тебе лучше шоколадную конфетку? Хочешь?
— Конечно, хочу, — сказав это, взял её за руку, повёл в сестринскую.
Зайдя в кабинет, Света демонстративно заперла дверь. Затем она открыла холодильник, и сильно нагнувшись, так что халатик задрался

Риточка. Младшая сестренка

Катенька и Лизонька

Трудное решение.